В один из ноябрьских дней 1970 года Ирена В. в сопровождении своей тринадцатилетней дочери направилась в местное бюро социального обеспечения в пригороде Лос-Анджелеса для оформления инвалидности по зрению. Будучи практически слепой на один глаз и имея катаракту, вызывающую девяностопроцентную слепоту на другой глаз, Ирена по ошибке вошла вместе с дочерью в отделение общей социальной помощи. Эта ошибка навсегда изменила их жизнь. Когда они подходили к приемной стойке, социальный работник с изумлением смотрел на дочь Ирены: внешне она выглядела как ребенок лет шести-семи, была сутулая, имела шаркающую походку. Служащий немедленно вызвал своего начальника, после чего началось расследование. В итоге мир узнал о девочке, которая в течение тринадцати лет находилась в изоляции и подвергалась нечеловеческому обращению. Впоследствии она вошла в историю психологии под именем Джини.

История семьи

Ключевой фигурой в истории Джини и тем человеком, которому в последующие годы пришлось провести с этой девочкой немало времени, оказалась Сьюзен Кертис, выпускница факультета лингвистики Калифорнийского университета. Позднее Кертис написала и опубликовала докторскую диссертацию о Джини. По ее мнению, «чтобы понять этот случай, необходимо было понять историю семьи». Предполагалось, что исследование истории семьи Джини позволит найти объяснение той невероятной ситуации, в которой оказалась эта девочка.

Ирена росла в обычных условиях: любивший дочь отец был много занят на работе, а ее мать была строгой и неприступной женщиной. В детстве с Иреной произошел несчастный случай: однажды она поскользнулась и ударилась головой. В результате полученного неврологического повреждения она ослепла на один глаз, что ограничило ее возможности ухаживать за собой и своими близкими. В двадцатилетнем возрасте она вышла замуж за Кларка В., который был вдвое старше ее. Хотя они и встретились в Голливуде, история их союза не имела счастливого конца.

В начале Второй мировой войны Кларк легко нашел себе работу и проявил себя настолько ценным специалистом в авиационной промышленности, что решил продолжить эту трудовую деятельность и в мирное время. Внешне Ирена и Кларк выглядели счастливыми и удовлетворенными, но дома Кларк, как рассказывала впоследствии Ирена, пытался чрезмерно ограничивать ее свободу. Она утверждала, что ее жизнь фактически закончилась в день бракосочетания. Одна из особенностей Кларка состояла в том, что он не хотел иметь детей. Однако через пять лет после свадьбы Ирена все же впервые забеременела. Во время пребывания в больнице, где ей залечивали травмы, нанесенные мужем, Ирена родила на свет здоровую дочь. Однако через три месяца ребенок умер. Официально причиной смерти была названа пневмония, однако, по некоторым предположениям, ребенок, оставленный родителями в гараже, умер от переохлаждения. Их второй ребенок умер от заражения крови вскоре после рождения. Третий ребенок, мальчик, родился здоровым, но из-за плохого ухода развивался очень медленно. Воспитывать его помогала бабушка, мать Кларка, зачастую находившаяся при ребенке по нескольку месяцев. В апреле 1957 года у супругов родился четвертый ребенок, дочь. Ей удалось выжить после появления на свет благодаря проведенному переливанию крови, но к тому времени бабушка уже была слишком стара, чтобы помогать ухаживать за девочкой. Ирена и Кларк были вынуждены воспитывать дочь своими силами. Обследование девочки, проведенное в пятилетнем возрасте, показало, что ее развитие было «замедленным» и «запаздывающим».

В этот период с матерью Кларка произошел несчастный случай, имевший важные последствия для всей семьи. Однажды, когда эта старая женщина переходила дорогу, чтобы купить мороженое своему внуку, ее насмерть сбил автомобиль, скрывшийся затем с места происшествия. Кларк был очень привязан к своей матери и после трагедии впал в глубокую депрессию. Виновный в происшествии водитель отделался условным наказанием. Кларк чувствовал себя оскорбленным: он счел, что общество отнеслось к нему несправедливо, и начал все больше и больше изолировать себя от окружающего мира. Он решил, что сможет обойтись без этого мира и его семья должна последовать его примеру. Кларк бросил работу и заперся в собственном доме.

К несчастью, Кларк посчитал, что лучший способ защитить свою семью состоит в том, чтобы держать ее взаперти. Он думал, что обязан помешать этому злобному миру воспользоваться уязвимостью своих близких. А они в самом деле были очень уязвимы, оттого вынуждены оставаться его пленниками в течение последующего десятилетия. Возможно, Кларк не осознавал, что они беззащитны перед его собственным пагубным поведением, которое причиняло им гораздо больше вреда, чем любое зло, с которым они могли столкнуться в окружающем мире.

Изоляция

После того, как история Джини стала достоянием гласности в результате посещения матерью и дочерью бюро социального обеспечения, было установлено, что девочка провела почти всю свою жизнь (тринадцать лет) в маленькой спальне в доме на Голден Вест авеню в городке Тампл-Сити в Калифорнии. Большую часть времени она была вынуждена сидеть на детском стульчике-туалете. На ее ягодицах от многолетнего сидения на этом приспособлении образовался след в виде круговой мозоли. Девочка имела возможность лишь шевелить своими конечностями и пальцами рук и ног. Иногда на ночь ее помещали в узкий спальный мешок, который напоминал скорее смирительную рубашку. Затем девочку укладывали на детскую кроватку с проволочным матрацем и накрывали проволочной сеткой.

Ей строго запрещали издавать любые звуки, а если она нарушала запрет, то отец бил ее палкой. Сам он в ее присутствии лишь издавал лающие звуки и рычал на нее подобно собаке. Брат Джини по указанию отца разговаривал с ней крайне редко. В доме брат и мать общались друг с другом шепотом из страха вызвать раздражение Кларка. В своем уединении Джини вряд ли слышала какие-то звуки, поэтому не удивительно, что она молчала. Ее зрение также никак не стимулировалось: в комнате имелось всего два окна, которые были практически полностью завешены шторами, пропускавшими минимум света. Все, что она могла видеть за стеклом, - это крошечный кусочек неба.

Иногда Джини позволяли «играть» с двумя полиэтиленовыми плащами, висевшими в комнате. Случалось, ей разрешали смотреть тщательно отобранные картинки; любые изображения, способные будить мысли, безжалостно выбрасывались отцом. Пустые катушки из-под ниток были фактически ее единственными «игрушками».

Джини давали очень мало еды: детское питание, хлопья и изредка сваренные вкрутую яйца. Девочку быстро и в полной тишине кормил брат, так что контакты с ней были сведены к минимуму. Если она давилась или отказывалась есть, то ей размазывали еду по лицу. Такой порядок поддерживался Кларком; трудно представить себе существование маленького ребенка в более ужасных условиях. Кларк сказал жене, что ребенок не проживет более двенадцати лет, но если дольше, то Ирена сможет попытаться обратиться за помощью. К счастью, девочка прожила этот срок, Ирена решила каким-то образом изменить ситуацию. После отвратительной ссоры, во время которой Кларк угрожал убить жену, она ушла из дома вместе с Джини. Через несколько дней они оказались в бюро социального обеспечения, где эта история всплыла наружу.

Реабилитация

На период проведения расследования уход за Джини осуществляли в детской больнице Лос-Анджелеса. Ее родители, обвинявшиеся в жестоком обращении с малолетним ребенком, должны были предстать перед судом 20 ноября 1970 года. Но утром того дня Кларк пустил себе пулю в правый висок. Он оставил две посмертные записки: в первой объяснялось, где полиция может найти его сына, а вторая содержала следующие слова: «Мир никогда не поймет». Ирена уже находилась в суде, когда ей сообщили эту новость. Она не признала своей вины, объяснив все случившееся жестокой тиранией мужа; ее доводы были признаны убедительными. Казалось, что Джини и Ирена наконец-то могут начать новую жизнь.

В больнице врачи обследовали девочку и начали лечение от истощения. В свои тринадцать лет она весила всего 25 килограммов и имела рост 135 сантиметров. Джини была невоздержанной в еде и не могла жевать твердую пищу. Она не могла правильно глотать, выделяла избыточное количество слюны и постоянно выражала недовольство. Одежда девочки часто была забрызгана слюной, она непроизвольно мочилась, когда приходила в возбуждение. Кроме того, она не могла фокусировать свое зрение на предметах, удаленных от нее более чем на три-четыре метра. Зачем ее глазам было фокусироваться на том, что находилось за пределами ее спальни? У нее было два ряда зубов и очень жидкие волосы. Она ходила с большим трудом и не могла нормально двигать руками и ногами. По-видимому, она не ощущала тепла или холода. Она никогда не кричала и вряд ли могла разговаривать. Понимая некоторые слова, такие как «мать», «синий», «гулять» и «дверь», она могла произносить лишь несколько коротких отрицательных фраз, которые сливала в одно слово, например «мнехватит» и «большененадо».

Тестирование

Психолог детской больницы Джеймс Кент приступил к оценке когнитивных и эмоциональных способностей Джини. Он заявил, что «из всех детей, которых мне когда-либо приходилось видеть, она является ребенком с наиболее серьезными повреждениями. ... Жизнь Джини представляет собой невозделанное поле». Из-за ее фактического неумения говорить было невероятно трудно оценить интеллект девочки. Казалось, что она была способна выражать лишь немногие эмоции, такие как страх, раздражение и, как это ни удивительно, веселье. Однако ее раздражение всегда было направлено вовнутрь - она царапала лицо и мочилась, но никогда не издавала ни звука.

Тем не менее Джини демонстрировала быстрые успехи. Уже на третий день пребывания в больнице она помогала одевать себя и научилась пользоваться туалетом. Через несколько месяцев было замечено, что она делала угрожающие жесты в адрес девочки из реабилитационного центра, носившей платье, которое прежде носила она сама. Наблюдатели с удовольствием отметили, что это был первый случай, когда раздражение было направлено наружу. Она также стала хранить у себя различные предметы, в частности книги, и, по-видимому, начала вырабатывать ощущение собственного Я.

Месяц спустя, когда Кент уходил из палаты после серии наблюдений, она попыталась задержать его, схватив его за руку. По-видимому, у нее стали развиваться дружеские отношения с некоторыми из ее взрослых помощников.

Джини участвовала в различных тестах на проверку интеллекта и за несколько первых месяцев продемонстрировала замечательные успехи. В некоторых областях она за два месяца добилась тех результатов, которые предполагалось добиться от нее через год. Однако в развитии девочки наблюдалась нестабильность: где-то она преуспевала, а где-то заметно отставала. Ее уровень овладения языком оставался крайне низким, но зато она стала участвовать в играх с другими людьми и перестала избегать физических контактов. Она научилась мыться в ванне так, как это делают дети в девятилетнем возрасте, однако по способности пережевывать пищу ничем не отличалась от годовалого ребенка.

Ей нравились дневные прогулки за пределами больницы. Для Джини все было новым и волнующим. Обычно люди, которых она встречала, были очень дружелюбными. Ей дарили подарки совершенно незнакомые мужчины и женщины. Кертис чувствовала, что Джини является эффективным невербальным коммуникатором. Действительно, вскоре она стала свидетелем того, как ее подопечная успешно осуществляет бессловесные коммуникации - т. е. занимается своего рода телепатией.

Джини особенно нравились походы по магазинам, она собирала пластмассовые игрушечные ведерки разных цветов и хранила их у себя под кроватью. Ей очень хотелось иметь любые изделия из полимерных материалов. Ее одержимость этим желанием объяснялась теми самыми двумя полиэтиленовыми плащами, служившими ей игрушками во время заточения. Они были главным источником ее развлечений; возможно, она продолжала ассоциировать изделия из пластика с игрой.

Девочка также выработала представление о перманентности предметов: понимание того, что вещь существует даже тогда, когда она не видна (согласно Жану Пиаже, исследователю возрастной психологии, обычно это представление вырабатывается у детей в конце сенсомоторной стадии развития, приблизительно в двухлетнем возрасте). Кроме того, она могла осуществлять отсроченную имитацию, т. е. имитировала поведение, которое видела раньше. Она продемонстрировала эту способность, воспроизведя лай собаки, которую она видела утром того же дня. Джини становилась также все менее эгоцентричной, - она начинала понимать, что другие люди могут видеть вещи с иной точки зрения, что ее образ мышления не является единственно возможным. Наличие этой способности наблюдается на предоперационной стадии развития ребенка - в возрасте от двух до семи лет.

Награда

Джей Шерли, психиатр и признанный эксперт в области изучения эффектов изоляции, также был приглашен для знакомства с Джини. Он описал эту девочку как пострадавшую от наиболее продолжительной социальной изоляции среди всех детей, истории которых были описаны в научной литературе. Исследователи много спорили о Джини и утверждали, что любые научные результаты смогут принести пользу подобным детям в будущем.

Иногда Джини оставалась на ночь в доме Джин Батлер, одного из педагогов реабилитационного центра, которая стала проявлять повышенную заботу о девочке и одновременно с этим несогласие с другими членами «команды Джини» (как она их называла). Позже Батлер подала заявление с просьбой признать ее временным приемным родителем Джини, в чем, однако, ей было отказано на том основании, что удовлетворение данной просьбы противоречило бы политике больницы в отношении пребывания пациентов дома у штатного персонала.

При отсутствии других временных приемных родителей Дэвид Риглер, профессор и главный психиатр психиатрического отделения больницы, согласился взять Джини на непродолжительный период. На этот раз традиционные принципы формирования отношений между персоналом и пациентами больницы вновь были нарушены, но Джини провела в семействе Риглеров четыре года. Она оказалась далеко не идеальным гостем: продолжала плеваться, брала вещи других детей. Однако Джини проявила большой интерес к музыке, которая ее буквально завораживала, но только если это была классическая музыка (в период нахождения Джини в изоляции их сосед по дому брал уроки музыки; возможно, в детстве Джини это был единственный регулярный источник звуков).

Джини начала ходить в детский сад, а затем в школу для детей с задержками в умственном развитии, где она могла контактировать с другими детьми. Казалось, у Риглеров Джини стала расцветать на глазах. Она демонстрировала хорошее чувство юмора, училась гладить и шить. Однажды летом 1972 года девочка сказала: «Джини счастлива».

Тем временем ее мать Ирена после удачной операции по удалению катаракты вернулась в дом на Голден Вест авеню. Она никогда не признавала за собой ни малейшей вины за то, что произошло с Джини, в то время как многие ученые осуждали ее пассивную роль. После того, как Риглеру было отказано в предоставлении гранта на продолжение обследования Джини, она переехала домой к матери. Таким образом, ребенок вернулся в то место, где над ним творили насилие. Это было непродуманное решение: мать не могла обеспечить должного ухода за ребенком, и службе социальной помощи пришлось поместить Джини в другую семью. Но это решение оказалось еще более неудачным: у новых родителей жизнь была организована на военный лад, что шло вразрез с потребностями девочки. Джини замкнулась в себе и отгородилась от мира, она хотела контролировать свою жизнь, и, по ее ощущениям, единственный способ добиться этого состоял в том, чтобы скрывать накопившееся в душе и молчать.

Все это время Сьюзен Кертис была единственным специалистом, посещавшим Джини. Она делала это совершенно добровольно, просто потому, что у нее сложились с этим ребенком теплые отношения. В конце концов условия содержания Джини были признаны неудовлетворительными, и Кертис убедила власти вернуть девочку в детскую больницу.

По прошествии времени Ирена «спрятала» Джини в доме для взрослых с задержками умственного развития и больше не позволяла ученым встречаться с дочерью. По имеющимся сведениям, Джини проводила у своей матери один выходной каждый месяц до тех пор, пока в 1987 году Ирена не продала дом на Голден Вест авеню и не переехала жить в другое место, не сообщив нового адреса. С точки зрения проведения любых исследований Джини снова перестала существовать.

Имеются и более поздние сведения о ее жизни в стенах лечебного учреждения. Джей Шерли посетил Джини на двадцать седьмой и двадцать девятый дни ее рождения. Он сообщал, что она привыкла к установленному распорядку, стала сильно сутулиться и избегала зрительного контакта. Она мало говорила и выглядела подавленной. Он описывал ее как изолированного от внешнего окружения человека, который входил в реальный мир и воспринимал то, что этот мир предлагал, лишь на короткое время, а затем вновь оказывался в изоляции. Вымышленное научное имя, придуманное для нее исследователями, подходило ей гораздо больше, чем можно было предположить.

Неврология

После первых неврологических исследований стало очевидно, что Джини хорошо выполняла так называемые задания для правого полушария мозга и крайне плохо - задания для левого полушария. Обычно речь - это задание, которое ассоциируется, преимущественно, с деятельностью левого полушария. Каждое полушарие мозга управляет противоположной стороной тела. Например, кровоизлияние в левом полушарии, вероятно, приведет к нарушению двигательной активности правой стороны тела, и наоборот.

При выполнении задания на дихотическое прослушивание обследуемого человека просят прослушать через наушники два разных сообщения, каждое из которых направляется только в правое или только в левое ухо. В таких условиях звуки, направляемые в каждое ухо, обрабатываются практически исключительно противоположными полушариями. Используя этот метод, Кертис могла предоставлять информацию конкретному полушарию, чтобы выяснить, что происходит в мозгу Джини. Она обнаружила, что обработка речи осуществлялась у Джини в правом полушарии, в то время как обычно она осуществляется в левом. Как оказалось, обработка речи, направляемой левому полушарию Джини, осуществлялась на том же уровне, что и у детей с удаленным левым полушарием. Кертис пришла к выводу, что развитие нашего мозга определяется нашим внешним окружением - а именно тем, как нам приходится слышать речь в период, предшествующий нашему половому созреванию.

Овладение языком: неестественный эксперимент

То, как люди овладевают языком, является предметом острых споров и среди лингвистов, и среди психологов. Существуют две основные научные школы: нативистов, делающих акцент на врожденных факторах, или «природе», и эмпириков, придающих особую важность влиянию опыта, или «воспитанию». Таким образом, вопрос об овладении языком имеет большое значение в спорах о соотношении ролей природы и воспитания. Один из способов разрешения этого спора состоит в том, чтобы изолировать ребенка и не давать ему возможности слышать никакой речи. Будет ли он в этом случае вырабатывать какие-то формы речи, основываясь лишь на врожденных способностях? Пинкер позднее утверждал, что овладение языком - это такой естественный процесс, что «практически не существует способа предотвратить его возникновение, кроме как растить ребенка в бочке». Разумеется, никакой эксперимент подобного типа невозможен, но в случае с Джини исследователи чувствовали, что они имеют дело с «естественным» экспериментом, в котором предполагаемые манипуляции внешними условиями происходили «естественным образом». Воспитание Джини подразумевало, что исследователи могли бы проверить многие из непроверенных гипотез.

Самым известным сторонником нативизма является Ноам Хомски. Он предположил, что освоение языка не может быть объяснено только с помощью простых механизмов научения. Хомски утверждает, что какая-то часть языковых способностей является врожденной и не зависящей от научения. Эмпирики же, напротив, утверждают, что языком можно овладеть без какой-либо врожденной способности.

Теоретики нативистской лингвистики утверждают, что дети овладевают языком за счет врожденной способности устанавливать законы речи, но что это может происходить только в присутствии других людей. Эти люди формально не «учат» ребенка языку, но врожденная способность не может быть использована без вербального взаимодействия с другими людьми. Научение, без сомнения, играет важную роль, так как дети в англоговорящих семьях учатся говорить по-английски, во франкоговорящих - по-французски и т. д. Однако нативисты также утверждают, что дети появляются на свет с врожденным механизмом овладения языком (LAD). Основные принципы языка уже заданы, а некоторые другие параметры задаются в зависимости от конкретного языка, изучаемого ребенком. При наличии звучащей речи LAD дает возможность задавать соответствующие параметры и выводить основные грамматические принципы языка независимо от того, является он китайским или английским.

Нативистский подход к овладению языком остается крайне противоречивым, но в его поддержку имеется несколько доказательств. Известно, что все дети проходят через одни и те же этапы развития речевых навыков. Годовалый ребенок произносит несколько несвязанных между собой слов, двухлетний ребенок может произнести несколько коротких предложений, а трехлетний способен произносить довольно много грамматически правильных фраз. К четырем годам речь ребенка начинает во многом походить на речь взрослого человека. Считается, что такое сходство развития речи предполагает врожденное знание языка.

Кроме того, имеются свидетельства существования универсальной грамматической структуры всех языков. Действительно, языки сходны между собой во многих отношениях. К тому же есть доказательства того, что совершенно глухие дети, не знакомые с языком жестов или устной речью, вырабатывают мануальные системы коммуникаций, отражающие многие особенности разговорного языка. Браун и Герштейн пришли к выводу о том, что «один человек несет на себе очевидный отпечаток того, что развитие биологического процесса происходит у него так же, как и у всего человеческого рода».

Подобно другим врожденным видам поведения, освоение языка имеет несколько критических периодов. Леннеберг утверждает, что у человека критический период освоения языка заканчивается приблизительно к двенадцати годам. (Вспомните, что Джини обнаружили в возрасте тринадцати лет.) После полового созревания, утверждает Леннеберг, организация мозга завершается, и мозг перестает быть достаточно податливым для того, чтобы осваивать язык; таким образом, если до полового созревания язык не был выучен, то он уже никогда не будет выучен в нормальном и полностью функциональном смысле. Эта идея известна под названием «гипотезы критического периода». Леннеберг никогда не проявлял интереса к изучению Джини, поскольку полагал, что в этом случае имелось слишком много неоднозначных переменных для того, чтобы пытаться делать сколько-нибудь надежные выводы.

Концепция критического периода в природе не нова. Хорошим примером ее проявления является импринтинг (запечатление). Утята и гусята при правильном воздействии могут признать в качестве матери куриц, людей или механические предметы, если они столкнутся с ними сразу же после появления на свет.

Младенцы в возрасте менее одного года обладают способностью различать фонемы любого языка (фонемой называется категория речевых звуков, таких как [м] для слова «мальчик»). Эта способность утрачивается к одному году. Например, японские дети, по данным Эймаса , утрачивают способность отличать [л] от [р]. Любой ребенок, не познакомившийся ни с одним языком до своего полового созревания, сможет, таким образом, использоваться для тестирования гипотезы критического периода, - именно таким ребенком оказалась Джини. Могла ли она в условиях воспитывающей и обогащенной новыми событиями окружающей среды освоить язык, несмотря на то, что критический период для выполнения этой задачи для нее уже закончился? Если бы ей это удалось, то это свидетельствовало бы об ошибочности гипотезы критического периода, если бы не удалось - указывало бы на правильность гипотезы.

Многие психологи и специалисты по развитию речи потратили годы на попытки научить Джини разговаривать. Несмотря на все усилия, их пациентка так и не научилась нормально говорить. Хотя ее словарный запас быстро расширялся, она не могла создавать синтаксические конструкции, даже получая исключительно ясные инструкции своих учителей.

По первоначальным оценкам врачей детской больницы, Джини находилась на уровне развития годовалого ребенка, при этом она, по-видимому, распознавала только свое имя и слово «sorry» (извини). Однако она с удовольствием открывала для себя окружающий мир и быстро расширяла свой словарный запас. Начав с предложений из одного слова, типичных для начинающих ходить малышей, она вскоре научилась составлять такие пары слов, которые она не имела возможности где-то услышать, например «хочу молока» или «пришла Кертис». К ноябрю 1971 года она уже составляла вместе по три слова, произнося такие словосочетания, как «две маленькие чашки» или «белая светлая коробка». По-видимому, она демонстрировала обнадеживающие признаки овладения языком. Джини даже произнесла фразу «маленький плохой мальчик» по поводу инцидента, когда другой ребенок выстрелил в нее из игрушечного ружья. Она использовала язык для описания прошлых событий. При этом звучали такие страшные фразы, как «Отец берет палку. Бьет. Кричу» и «Отец сердится». Она повторяла их снова и снова. Дети, достигшие этого этапа овладения языком, обычно переживают «языковой взрыв», в результате которого в течение нескольких месяцев их словарный запас быстро растет. К сожалению, с Джини этого не произошло.

Кертис подозревала, что Джини просто ленится и старается сокращать слова или объединять их вместе. Девочка даже получила прозвище «Великий сокращатель». Развитие ее речи не шло дальше составления простых фраз, таких как «не есть хлеба» или «у мисс новая машина». Это говорит о том, что она иногда могла использовать глаголы и, по словам занимавшихся с ней логопедов, начинала осваивать некоторые правила грамматики. Но она никогда не задавала вопросов, имела трудности с использованием местоимений («ты» и «мне» были для нее взаимозаменяемыми и отражали ее эгоцентризм), а ее развитие было болезненно трудным, несмотря на интенсивные занятия с использованием самых современных методов. С этого момента дальнейшее освоение языка фактически прекратилось.

История Джини предоставляет определенные свидетельства в поддержку гипотезы критического периода. Этот случай позволяет предположить, что речь является врожденной способностью человеческих существ и что освоение языка происходит в критический период с двух лет и до завершения полового созревания. После завершения полового созревания учить языки человеку становится намного труднее - что объясняет, почему выучить второй язык не так просто, как первый. Однако Джини в определенной степени освоила язык и таким образом продемонстрировала, что научиться языку можно и после завершения критического периода, хотя и в ограниченном объеме. Джини так никогда и не удалось освоить грамматику, а именно грамматика, по мнению Хомски, отличает человеческий язык от языка животных. С этой точки зрения Джини не удалось развить свой язык после завершения критического периода. Во многих отношениях спор сводится теперь к тому, как мы определяем понятие «язык».

Методологическая проблема с изучением Джини состоит в том, что этот ребенок был не просто лишен возможностей говорить сам и слушать речь других; он испытывал на себе и множество других ограничений. Девочка также страдала от плохого питания и недостатка визуальной, тактильной и социальной стимуляции. С учетом ключевой роли языка в развитии и взаимодействиях человека представляется практически неизбежным, что каждый, кто лишается языковой стимуляции, одновременно лишается и других возможностей нормального когнитивного или социального развития. Подобное в значительной степени произошло с Джини. Как могли бы психологи распутать эти взаимосвязанные эффекты? Сделать это оказалось невозможным. В случае с Джини имелось также давнее сомнение относительно того, действительно ли она появилась на свет с определенными биологическими или врожденными отклонениями, задерживавшими ее развитие. Отец указывал на это в начальный период ее жизни, и обследовавшие Джини педиатры также отмечали наличие некоторых проблем. Однако Ирена утверждала, что девочка начала издавать бессвязные звуки и произносить случайные слова до того, как отец изолировал ее от окружающих, так что на первоначальном этапе своей жизни она могла овладевать языком с нормальной скоростью. Разумеется, на это свидетельство нельзя полагаться стопроцентно. Кроме того, по мнению Кертис, девочка не была умственно отсталой. Она показывала очень хорошие результаты в ходе пространственных тестов и выработала способность видеть вещи с другой точки зрения.

Сьюзен Кертис рассматривала случай с Джини как серьезный аргумент против гипотезы Леннеберга о критическом периоде, согласно которой естественное овладение языком не может произойти после завершения полового созревания. Джини в определенной степени удалось овладеть «языком» после полового созревания, и Кертис утверждала, что ее подопечная научилась говорить благодаря «простому воздействию». Однако впоследствии сообщалось, что Кертис, по-видимому, радикально изменила свое отношение к языковому нативизму. Она утверждала, что случай с Джини в действительности не предоставил убедительных доказательств освоения языка в период после завершения полового созревания. Сэмпсон и Джонс независимо друг от друга подробно рассматривают, как рассуждения Кертис о Джини в более поздних публикациях противоречат тому, что она писала в своей самой ранней книге, хотя она не получила никаких новых фактов и не давала никаких объяснений причин изменения своих взглядов.

Постскриптум

Что же мы можем сказать о Джини? Безусловно, отец разрушил ее жизнь; система, созданная для защиты от подобных родительских злоупотреблений, потерпела неудачу; и даже после «обнаружения» девочки профессионалы, призванные заботиться о таких детях, не выполнили возложенных на них функций. Хотя история Джини стала, по-видимому, самой известной в современной психологии, она не предоставила убедительных аргументов за или против гипотезы о критическом периоде овладения языком. Этот случай оказался в эпицентре споров об этике исследований в психологии и стал потенциальным источником конфликтов между потребностями ученых и обследуемых людей.

В конечном итоге история Джини может трактоваться как перечень ошибок, вызванных неудачным стечением обстоятельств или заблуждениями людей. Однако при этом Джини удалось «дотянуться» до людей, коснуться их сердец, ощутить прелесть жизни и продемонстрировать истинную глубину человеческой способности к прощению. Неповторимым образом Джини остается вдохновляющим примером для всех нас.

Примечания:

Bruner J. С. Foreword (1987) в кн. Luria А. R. The Mind of Mnemonist . New York: Basic Books, 1968 (1987 reprinted edn.).

Джини (Genie, что переводится с английского как джинн) - вымышленное имя, использованное учеными для того, чтобы скрыть истинное имя девочки. По-видимому, выбор оказался удачным - благодаря такому имени создается впечатление, что ребенок появился из ниоткуда. Более подробный отчет о Джини см.: Rymer R. Genie: А Scientific Tragedy . New York: Harper Collins, 1993.

Curtiss S. Genie: А Psycholinguistic Study of a Modern-day «Wild Child» . New York: Academic Press, 1997.

Pinker S. Language Learnability and Language Development . Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1984. P. 29.

Brown R., Hernstein R. Psychology . Boston: Little, Brown, 1975. P. 479.

Lenneberg E. Biological Foundations of Language . New York: Wiley, 1967.

Eimas Р. Speech perception in early infancy // Scientific Amer . 1985. Vol. 252. P. 46-52.

Sampson G. Educating Eve . London: Cassell, 1997.

Jones P. Contradictions and Unanswered questions in the Genie case: a fresh look at the linguistic evidence // Language and Communication . 1995. Vol. 15. P. 261-280.

Вся наша жизнь с самого начала обусловлена двумя факторами - природной и социальной средой.

Вся наша жизнь с самого начала обусловлена двумя факторами - природной и социальной средой. Именно социальная среда учит нас таким, казалось бы, примитивным вещам, как способность выражать свои мысли, отличать хорошее от плохого или взаимодействовать с себе подобными. С этого начинаются детство и путь каждого из нас. Однако печальная история, которую мы вам расскажем, - о человеке, в свое время лишенном подобной роскоши. Более того, данный случай рассматривается в современной истории как самый громкий и шокирующий пример жестокого обращения с детьми. Джинн из бутылки 4 ноября 1970 года в Департамент социальной помощи города Темпл-Сити штата Калифорния обратилась женщина, назвавшаяся Айрин Уайли. Женщина была практически слепа на оба глаза, и, по ее словам, ее дочери требовалась медицинская помощь. Дочь Айрин, находившаяся в тот момент рядом, производила поистине жуткое впечатление. Девочка перемещалась странной походкой, с трудом переставляя ноги и прижимая руки к груди, она не могла произнести ни слова, а также контролировать слюноотделение - вся одежда ребенка была пропитана слюной и рвотными массами. Ребенок, по всей видимости, едва ли осознавал, где находится, всем своим видом демонстрируя страх и агрессию. Девочка шипела и плевалась каждый раз, когда до нее пытались дотронуться. На вид ей можно было дать шесть или семь лет, однако мать заявила, что в апреле текущего года ее дочери исполнилось тринадцать. Джини Уайли во время реабилитации

Какие-либо документы у странной пары отсутствовали, а на любые поступавшие вопросы женщина отвечала уклончиво, путаясь в собственных показаниях. Практически сразу же сотрудник департамента обратился в полицию округа Лос-Анджелес. В этот же день история 13-летней дикарки получила всемирную огласку. Настоящее имя девочки по-прежнему остается неизвестным. Ученые и врачи, впоследствии работавшие с несчастной, дали ей имя Джини (Genie) - девочку сравнивали с джинном из бутылки, который внезапно появился среди людей, миновав первые 13 лет своей жизни. История семьи Уайли Джини родилась в семье Дороти Айрин Оглсби и Кларка Грея Уайли, она была четвертым ребенком. Двое старших детей в этой семье погибли при печальных обстоятельствах. Первый ребенок, по сути, стал первой жертвой жестокого обращения со стороны отца семейства. Младенец раздражал отца плачем, в то время как Уайли не переносил шума. Кончилось тем, что Уайли на длительное время закрыл ребенка в ящике стола, стоящего в гараже. После этого первенец семьи Уайли умер от пневмонии. Второй их ребенок также погиб в младенчестве, захлебнувшись собственной слюной. Кларк Уайли всегда был вспыльчивым и жестоким человеком, не лишенным странностей. Однако после гибели его пожилой матери в автокатастрофе атмосфера в доме Уайли изменилась. Обезумевший, Кларк не позволял своим домочадцам говорить даже вполголоса. Его жена Айрин и сын Джон общались между собой только шепотом. В доме не было ни телевизора, ни радио, во избежание посторонних шумов. Зачастую отец семейства срывал зло на сыне, не стесняясь рукоприкладства. Вскоре мальчик сбежал из дома. С тех пор он ни разу не возвращался в родной город. Несмотря на события, разворачивавшиеся в семье Уайли, никто из их соседей не подозревал, что помимо Джона у Айрин и Кларка подрастает еще один ребенок. Это и была Джини. Она появилась на свет 18 апреля 1957 года. Джини росла здоровой девочкой, в течение первого года жизни ее несколько раз осматривал педиатр. Однако в какой-то момент врач предположил, что у Джини, вероятно, проявляются симптомы замедленного развития. Узнав об этом, Кларк Уайли решил оградить дочь от общения с матерью и братом, прибегнув к устрашающим методам.

Отец запер девочку в комнате на втором этаже своего дома. Днем он привязывал ее к детскому стульчику так, что Джини не могла вставать и перемещаться по комнате. На ночь же Кларк запирал ее в самодельном вольере, сделанном из проволоки по типу клетки для собак. При этом Уайли общался с девочкой, не используя человеческую речь, но имитируя собачий лай и рычание. В случае если Джини пыталась закричать или хоть как-то подать голос, отец жестоко избивал ее. Брат, отец и мать Джини

В таких условиях девочка провела больше 10 лет - не видя никого из людей, кроме безумного отца, не научившись говорить, не видя солнечного света. Она не была приучена к туалету, не умела пережевывать твердую пищу или пользоваться столовыми приборами - все это время Уайли кормил дочь только жидкими детскими смесями. По всей видимости, отец надеялся, что его дочь, которую он считал умственно отсталой, недолго проживет в таких условиях и перестанет обременять семью. Своей жене Айрин, страдавшей катарактой обоих глаз и практически не выходившей из дому, он запрещал предпринимать что-либо. Впрочем, Кларк пообещал жене позволить ей отвести дочь к врачу по достижении 12 лет. Свое обещание Уайли не выполнил, и год спустя, когда Джини исполнилось тринадцать, Айрин забрала дочь и все-таки ушла от мужа. Освобождение и реабилитация После вызова полиции в дом Уайли был направлен целый полицейский отряд. Сержант Фрэнк Линли, участвовавший в операции, вспоминает: - В том доме было темно, все шторы задернуты. Там не было ни игрушек, ни разбросанной одежды - ничего, что могло бы указывать на то, что в доме живут дети. В комнату Джини едва ли проникал уличный свет, а искусственного освещения в ее комнате не было вообще. Но самым страшным было то, что все убранство ее комнаты состояло только из самодельной клетки и стула, к ручкам которого были приделаны какие-то ремни и крепления. После визита полицейских обоим родителям были предъявлены обвинения в жестоком обращении с детьми. Узнав об этом, Кларк Уйали покончил с собой, оставив предсмертную записку, состоявшую из одной фразы: «Мир никогда не поймет». За освобождением Джини из домашнего заточения последовал долгий период реабилитации. История Джини вызвала такой резонанс в обществе, что правительство профинансировало большой штат врачей и ученых, готовых заняться интеграцией девочки в общество. Джини страдала проблемами со зрением - ей не удавалось сфокусировать взгляд на расстоянии, превышающем периметр ее комнаты. Джини учится ходить

Также у девочки присутствовали проблемы с опорно-двигательным аппаратом, пищеварением, прикусом и, разумеется, речевыми навыками. Врачам так и не удалось установить, была ли Джини действительно умственно отсталой - энцефалограммы свидетельствовали о дисфункции мозга, однако невозможно было определить, являлась ли она врожденной. На момент помещения под надзор врачей интеллект тринадцатилетней Джини соответствовал уровню умственного развития годовалого ребенка. Впрочем, вскоре девочка начала показывать хорошие результаты в обучении. Она освоила несколько слов, но, что особенно ужасно, первыми словами Джини стали «хватит» и «не надо».

Позже Джини научилась выражаться простыми фразами, но без объединения слов в предложения при помощи союзов и других служебных частей речи. И несмотря на то, что Джини так и не освоила грамматику английского языка, спустя несколько лет после заточения она смогла пойти в школу для детей с ограниченными возможностями. Учителя характеризовали Джини как общительную и любопытную девочку, в совершенстве владеющую невербальным общением -за довольно короткие сроки она обучилась языку жестов.

Тем временем в кругу ученых, занимавшихся исследованиями Джини, происходило множество конфликтов. Одни специалисты буквально боролись за возможность заниматься с девочкой, другие обвиняли первых в желании прославиться и нажиться на этой истории. Несколько человек в результате трений покинули проект. Но, как бы то ни было, в 1975 году, когда Джини исполнилось 18 лет, исследования остановили, а американский Национальный институт психического здоровья прекратил финансирование проекта. Изначально опекунство над Джини оформил психолог Дэвид Риглер, но примерно в то же время, когда финансирование было прекращено, его семья отказалась от опеки. Затем Джини успела пожить в нескольких приемных семьях, однако за это время ее состояние успело заметно регрессировать. Взрослая Джини на встрече с матерью

Вследствие этого Джини поместили в специальное заведение для людей с ограниченными возможностями, местонахождение которого не разглашалось. Интересно то, что вскоре мать Джини, Айрин Уайли, подала ходатайство на опеку над дочерью, но, разумеется, получила решительный отказ. На сегодняшний день, по слухам, Джини проживает в специализированном частном заведении в Калифорнии. Ей почти 60 лет, она ни в чем не нуждается, но ей так и не удалось овладеть английским языком - общается Джини преимущественно при помощи жестов. Иногда ее навещает старший брат Джон, которому в свое время посчастливилось сбежать из родительского дома.

Она забрела в Департамент социальной помощи Лос-Анджелеса в октябре 1970 года. Сутулая и исхудавшая, девочка странно, словно кролик, держала перед собой руки. На вид ей было 6-7 лет. Как могло случиться так, что в Калифорнии XX века вырос «дикий» ребенок? Вспоминаем эту леденящую душу историю.

Ее мать, которая практически ничего не видела из-за катаракты обоих глаз, искала учреждение, где оказывают помощь слепым, и случайно зашла не в ту комнату.

Девочка привела сотрудников департамента в ужас. Первоначально они предположили, что ребенок страдает аутизмом. Затем выяснилось, что девочка не умеет говорить. Она страдала неконтролируемым мочеиспусканием, у нее постоянно текла слюна, она плевалась.

У малышки было два почти полных ряда зубов, что представляло собой редкое стоматологическое заболевание. Она едва умела жевать и глотать, не могла фокусировать взгляд и полноценно работать конечностями. Ее вес составлял всего 26 килограммов, хотя, как потом оказалось, ребенку уже исполнилось 13 лет.

Чтобы гарантировать девочке анонимность, врачи дали ей имя Джини - потому что она появилась буквально из ниоткуда, как джин из бутылки. С младенческих лет психически неуравновешенный отец надевал на нее самодельную смирительную рубашку и привязывал к стулу, запирая одну в комнате их загородного дома. Он запрещал ей кричать, говорить или издавать какие-либо звуки, избивал и рычал на нее, как собака.

Читайте также: Убила и съела - знаменитые женщины-маньяки>>

В то время история Джини считалась самым ужасным примером жестокого обращения с детьми в США. Как в тихом калифорнийском городке, на самой обычной улице, мог вырасти дикий ребенок, который настолько боялся любого прикосновения, что в памяти тут же всплывали параллели с ребенком-волком из Гессе XIV века, найденным в 1661 году литовским ребенком-медведем или Виктором из Айверона, диким ребенком, который вырос в лесах революционной Франции?

Со временем общественный интерес к истории Джини угас. Полыхала Вьетнамская война, по миру гремели «Битлз», но ученые, а в особенности лингвисты, продолжали изучать девочку. Она была уникальным ребенком, выросшим без языкового взаимодействия или социальной адаптации. Реально ли было научить ее говорить в этом возрасте?

Исследователи наперебой делали сцинтиграфию головного мозга и научные аудиозаписи, проводили бесчисленные тесты, собирали массивы данных и публиковали работы. Но и их интерес постепенно угас. За исключением нескольких энтузиастов.

В конце 1970-х годов след Джини затерялся во мраке. Так как девочка находилась на обеспечении калифорнийских властей, администрация штата поместила ее в государственное учреждение, при этом местонахождение Джини было полностью засекречено. С того момента прошло четыре десятилетия, по-видимому, она так и находится под государственной опекой.

«Я не сомневаюсь в том, что она до сих пор жива, потому что я часто спрашивала про нее, и мне всегда отвечали, что она в порядке, — рассказывает Сюзан Кёртис, профессор лингвистики, которая в свое время изучала феномен Джини и успела подружиться с девочкой. — Мне никогда не разрешали общаться с ней. Что бы я ни делала. Последний раз мне удалось увидеть ее в начале 80-х годов».

Власти поставили крест на попытках The Guardian выяснить правду. «Если Джини жива, любые связанные с ней данные засекречены и не соответствуют критериям подлежащей разглашению информации, — заявил Ким Тучида, специалист по работе с документами публичного характера Калифорнийского департамента социального обеспечения. — Предлагаем вам направить свой запрос муниципальным властям Лос-Анджелеса». Те, в свою очередь, «перевели стрелки» на департамент психического здоровья населения, работники которого предпочли промолчать.

Джини скоро исполнится 60 лет, а ее судьба до сих пор окутана тайной. Научилась ли она говорить? Взаимодействовать с миром? Счастлива ли она? Об этом знают лишь избранные.

Но в этой истории есть еще одна интересная глава — судьбы других действующих лиц. Почти каждый из них пережил глубокую травму. Психологическую и профессиональную, после которой некоторым из них так и не удалось полностью оправиться. Ученые и работники департамента социального обеспечения, которые изучали, а иногда и любили ее. Их работа закончилась враждой, местью и позорными «разоблачениями».

Писатель, который решил изложить на бумаге историю Джини, и сам не заметил того, как судьба девочки завладела всей его жизнью. Да так, что он решил убежать от нее в Париж.

Старший брат Джини также серьезно пострадал от издевательств отца. По его собственному признанию, он жил как «мертвец» и не смог стать достойным отцом для своей дочери, племянницы Джини, которая впоследствии бросила собственных дочерей.

История началась с отца Джини, Кларка Уайли. Он вырос в приюте на побережье Тихого океана и работал механиком на линии сборки летательных аппаратов в Лос-Анджелесе во время и после Второй мировой войны. Его женой стала Айрин Оглсби: она была на 20 лет младше Кларка и незадолго до свадьбы мигрировала на юго-запад США.

Уайли ненавидел шум и не хотел детей. Но они появились. Первая девочка умерла во младенчестве после того, как ее оставили одну в холодном гараже. Второй ребенок умер в результате родовой травмы. Третий мальчик по имени Джон выжил, пять лет спустя родилась девочка, которая впоследствии стала известна миру под именем Джини.

Когда в 1958 году мать Уайли погибла под колесами автомобиля, мужчина впал в ярость и паранойю. Он издевался над Джоном и запер свою двухлетнюю дочь одну в маленькой спальне, где та едва могла двигаться. Отец привязывал девочку к горшку или надевал на нее своего рода смирительную рубашку и помещал ребенка в самодельную кроватку с проволочным каркасом. Любые попытки издать хоть какой-нибудь звук жестоко пресекались кулаками и палкой. Так прошли 60-е.

Истории жён Гитлера, Ивана Грозного, графа Дракулы и других не менее известных личностей в нашем обзоре Мой муж - монстр>>

Запуганная и полуслепая супруга Айрин решилась бежать в 1970 году. После того как женщина перешагнула порог департамента социальной защиты, события понеслись одно за другим. Уайли предъявили обвинение в жестоком обращении с детьми, и он застрелился. В предсмертной записке была лишь одна фраза: «Мир никогда не поймет».

Находившуюся под судебной опекой Джини перевели в детскую больницу Лос-Анджелеса. Педиатры, психологи, лингвисты и другие эксперты со всей страны стремились получить разрешение для того, чтобы осмотреть и попытаться помочь ей. Девочка была уникальной возможностью изучить развитие мозга и речи — процесса становления человеческой личности с помощью языка.

Джини знала несколько слов: «синий», «оранжевый», «мама» и «иди», но в большинстве случаев молчала и не выражала никаких эмоций. Девочка передвигалась так называемой «кроличьей походкой», не контролировала мочеиспускание, ходила под себя при малейшем стрессе и постоянно мастурбировала - своеобразный защитный механизм психики. Врачи признавали, что перед ними самый травмированный ребенок за всю историю медицины.

Тем не менее, Джини развивалась. Она научилась играть, жевать и одеваться, ей нравилось слушать музыку. Ее словарный запас расширялся. Кроме того, она пользовалась картинками, чтобы выразить свои мысли, если слов не хватало. Результаты тестов на интеллект также радовали врачей.

«Язык и мысли отличаются друг от друга. Для многих из нас мысли имеют вербальное выражение. У Джини все было иначе. Но существует много способов мыслить, — рассказывала Кёртис, одна из немногих исследователей, которая до сих пор жива. — Она не была глупой. Она могла разложить картинки таким образом, чтобы получилась история. Она создавала разные сложные конструкции из палочек. У нее были и другие признаки интеллекта».

Кёртис, которая в то время только начинала свою научную деятельность, установила очень тесный контакт с Джини во время их многочисленных прогулок и походов по магазинам (главным образом, чтобы купить пластиковые контейнеры, которые девочка коллекционировала). Ее любопытство и сила духа очаровали даже больничных поваров, санитаров и другой медперсонал.

На своем примере Джини удалось доказать, что словарный запас не поздно пополнять никогда. Однако грамматика и построение предложений ей не давались никак, так что ученые все больше склонялись к мнению о том, что научить ее говорить полноценно уже не удастся - механизм связной речи формируется в период с 5 до 10 лет.

Но явного прорыва так и не произошло. Напротив, к 1972 году ученые и опекуны разделились на два лагеря. Воспитательница из детской больницы Джин Батлер вступила в конфликт с исследователями и привлекла мать Джини, Айрин, к участию в кампании по контролю процесса реабилитации девочки. Каждая сторона обвиняла другую в эксплуатации ребенка.

Финансирование исследования было прекращено, и Джини отправили в приемную семью. Айрин получила право опеки над девочкой, но была не в состоянии выполнять возложенные на нее обязанности, поэтому Джини забрали в другую семью, затем последовала череда государственных учреждений, куда Кёртис и остальным исследователям вход был настрого запрещен. Вскоре все достижения Джини сошли на нет, возможно, без дальнейшей надежды на восстановление.

Рас Раймер, журналист, который рассказал историю Джини в 1990-х годах в журнале New Yorker и написал книгу «Джини: научная трагедия» (Genie: a Scientific Tragedy), в общих чертах описал свои впечатления после изучения фотографий с ее 27-го дня рождения: «Крупная, неуклюжая женщина с отсутствующим взглядом, как у коровы … Она смотрела только на торт. Темные волосы неопрятно торчали на лбу, создавая пугающий образ обитательницы психиатрической лечебницы».

Профессор психиатрии и бихевиористики Джей Шарлей, который также присутствовал на том празднике и на ужине в честь 29-летия Джини, рассказал Раймеру, что она выглядела несчастной, потерянной и редко смотрела в глаза: «У меня разрывалось сердце».

С тех пор о жизни Джини ничего не известно. Но все, кто когда-либо знал ее, вспоминают о девочке с глубокой душевной печалью.

Те ученые, что пока еще живы, говорят о мучительном сожалении, которое преследует их всю жизнь. Шарлей пришел к следующему выводу: «Все те годы она находилась в полнейшей изоляции, потом на какое-то время окунулась в более разумный реальный мир и реагировала на него, но затем дверь закрылась, она вновь ушла в себя… и ее душа болела».

Кёртис, которая также написала книгу о Джини и которой одной из немногих удалось с достоинством выйти из этой истории, до сих пор сильно переживает. «Я не контактирую с ней, но не по своей воле. Мне никогда не разрешали этого. Чего я только ни делала, чтобы увидеть ее. Мне очень этого хочется. В моей душе пустота, и ее ничем не заполнить».

В одном из своих интервью Раймер сказал, что история Джини оставила неизгладимый след в душе всех, кто контактировал с ней, включая его самого: «Все это длилось несколько напряженных и беспокойных лет. Я посвятил ей всего себя без остатка. Многое меня потрясло. Возможно, меня назовут трусом, но я почувствовал облегчение, когда отошел от этой истории. Мне было невыносимо каждый раз заходить в ту комнату, где выросла Джини».

Однако Раймер признался, что ему не удалось полностью забыть девочку: «Обычно я просто переключаюсь на другую тему. Но здесь я постоянно вспоминал Джини. Жить в изоляции, не иметь возможности выразить свои чувства и мысли. Думаю, это потрясет каждого. Мне кажется, тот, о ком я писал, отчасти был я сам».

Образ Джини присутствует и в его последнем романе «Сумерки в Париже» (Paris Twilight), действие которого происходит во Франции в 1990 году. «В романе рассказывается о попытке побега из маленькой, сырой комнаты и от убогого существования к прекрасному будущему, которая в конце концов заканчивается провалом. Речь идет о связи между наукой и чувствами. Да, я до сих пор пытаюсь разрешить некоторые проблемы. Джини поставила передо мной вопросы, на которые я, как журналист, до сих пор не могу найти ответы».

Брат Джини, Джон, также не смог оправиться от издевательств Кларка Уайли. Многократные избиения и картины страдания сестры не прошли даром. В 2008 году он рассказал ABC News: «Иногда мне казалось, что бог оставил меня. Или я его». Последний раз он видел Джини в 1982 году и потерял связь с их матерью, которая умерла в 2003-м: «Я пытался забыть Джини, потому что мне было стыдно. Но я рад, что ей помогли».

После некоторых проблем с законом Джон поселился в Огайо, где работал маляром. Он женился, родилась дочь Памела. Но брак распался, а его дочь, племянница Джини, стала употреблять наркотики.

В 2010 году полиция обнаружила Памелу в состоянии наркотического опьянения и предъявила ей обвинение в жестоком обращении с детьми - оставила своих детей в опасности. Джон страдал от диабета и умер в 2011 году. Памела, которая так и не встретилась со своей тетей Джини, - в 2012-м.

В арабском фольклоре джин символизирует духа, заключенного в лампе или бутылке. Вырвавшись на свободу, он исполняет желания. «Дикий ребенок», который окунулся в наш мир в 1970 году, успел очаровать многих за этот короткий, насыщенный период после своего освобождения.

Но исполнять мечты она не смогла, возможно, потому, что так никогда и не вырвалась до конца на свободу.

Джини провела первые 13 лет и 7 месяцев своей жизни в запертой комнате, пребывая практически в полной социальной изоляции. Случай вызвал значительный интерес у психологов, лингвистов и других учёных. Первоначально девочка была помещена в детскую больницу; позже — находилась в домах учёных, опекунов и у своей матери. Через некоторое время финансирование исследований было прекращено, и Джини поместили в специализированное заведение для людей с ограниченными возможностями. Её местонахождение не раскрывается.

Джини — не настоящее имя девочки, а псевдоним, данный исследователями для того, чтобы гарантировать ей некоторую анонимность.

Когда Джини поместили в детскую больницу, её вес составлял около 27 кг при росте 1,37 м. Она не умела бегать, не могла полностью выпрямить руки и ноги и поэтому ходила, испытывая значительные затруднения. Девочка не реагировала на температуру окружающей среды, не была приучена к туалету, не умела жевать, не контролировала слюнотечение и постоянно плевалась, тело и одежда девочки были покрыты слюной ] . В результате того, что в течение длительного времени ребёнок был зафиксирован в сидячем положении, на её ягодицах образовались массивные мозоли. Были отмечены значительные проблемы с её зрением и состоянием зубов. У Джини оставался целый ряд привычек, приобретённых в ранние годы жизни. У девочки происходило неконтролируемое мочеиспускание, когда что-то очень заинтересовывало или волновало её. Кроме того, она «неумеренно мастурбировала». На протяжении первых месяцев пребывания Джини в больнице был проведён ряд исследований, направленных на определение её психического и физического состояния. Тесты показали, что по умственному развитию она находится на уровне годовалого ребёнка. Поначалу она могла распознавать только собственное имя и слово «sorry» («извини»). Через некоторое время девочка стала произносить две фразы, которые, по оценкам специалистов, имели ритуальный характер: «stopit» и «nomore» («хватит» и «не надо») .

.

...............................

Существует множество историй о детях, выросших в изоляции от общества — с минимальным или вообще без контакта с другими людьми. Но немногие их них получили широкую огласку и привлекли к себе столько внимания со стороны ученых, сколько пришлось на случай маленькой девочки по имени Джинни. Она провела почти всё своё детство запертой в своей комнате, в изоляции и насилии. Именно на её примере впервые проверили гипотезу так называемого критического периода.

Могут ли у ребенка, выросшего в лишениях и изоляции сформироваться языковые навыки? Можно ли заботой исправить то, что было разрушено таким ужасным прошлым?

О Джинни узнали 4 ноября 1970 г. Социальный работник в Лос-Анджелесе (Калифорния) обнаружил 13-ти летнюю девочку, когда её мать обратилась в социальную службу. Социальные работники вскоре поняли, что девочка не покидала своей комнаты, и в ходе расследования выяснилось, что она провела большую часть своей жизни привязанной к стулу в своей комнате.

Девочке дали имя Джинни, чтобы скрыть ее личность. «Мы назвали случай „Джинни“. Это не реальное имя, мы просто подумали о джинне — существе, которое выходит из бутылки или чего-то наподобие… У этого существа, как нам кажется, не было человеческого детства» , — рассказала Сюзан Кёртисс в 1997 году для документального фильма «Тайна дикого ребёнка».

В применении насилия к ребёнку обвинили обоих родителей, но отец Джинни покончил с собой за день до суда, оставив записку, которая гласила: «Мир никогда не поймет» .

До того как о Джинни узнали, жизнь девочки была ужасной. Она проводила большую часть дня привязанной голой к стулу в своей комнате, и могла пошевелить лишь кистями и ступнями. Если она издавала звук, отец её бил. С ней редко говорили и отец, и мать, и даже старший брат. Если отец к ней и обращался, то только с криками.

Слухи о Джинни распространились очень быстро и привлекли внимание не только общественности, но и научного мира. Её случай имел для науки большую важность, утверждал Харлан Ли психолингвист, поскольку «наши моральные ценности не позволяют нам проводить на людях эксперименты с лишениями, поэтому нам остается работать лишь с такими несчастными людьми».

Как только история Джинни получила огласку, появился вполне логичный вопрос: как с ней следует поступить? Реабилитацией Джинни занялась целая команда психологов и языковых специалистов.

Обучение Джинни

На научную работу по изучению и реабилитации девочки выделил средства Национальный институт психического здоровья.

«Думаю, каждый, кому приходилось с ней контактировать, был ей очарован. Её способность к общению с людьми, которая развивается все больше и больше, несомненно, носит врожденный характер. Она научилась получать всё, что ей только нужно, не говоря ни слова — только смотрела особым образом, и люди хотели сделать для неё всё, что нужно» , — рассказывал Дэвид Риглер, участник группы по реабилитации Джинни.

В команду входили также Сюзан Кёртисс и Джеймс Кент. По приезду в Калифорнийский университет их встретила девочка весом в 59 фунтов и со странной, «кроличьей» походкой. Она часто причмокивала и не могла выпрямить конечности. Молчаливая, несдержанная, не умеющая жевать, она, казалось, узнавала только своё имя и слово «sorry».

Кент провел оценку эмоциональных и когнитивных возможностей Джинни, и залючил: «Это самый израненный ребёнок, которого я когда либо видел. Её жизнь пуста» . Её замкнутость и неспособность пользоваться языком усложнили исследователям задачу. После серии тестов они пришли к выводу, что её когнитивные способности остались на уровне годовалого ребёнка.

Впрочем, в некоторых сферах она всё же довольно скоро начала делать успехи; Джинни быстро научилась пользоваться туалетом и одеваться. В следующие месяцы она показывала ещё больший прогресс, но вот, например, овладеть языком ей не удавалось. Ей нравилось выходить из госпиталя на прогулки и познавать окруающий мир — любознательность девочки удивляла и тех, кто с ней занимался, и абсолютно незнакомых людей.

Кёртисс предположила, что у неё имелись хорошие способности к невербальному общению, она часто получала подарки от незнакомых людей, удивительным образом чувствовавших её потребность в изучении мира, что её окружает.

Критический период и освоение языка

Частично причина такого ажиотажа вокруг Джинни (особенно, среди психологов и лингвистов) обусловлена тем, что её история представила уникальный шанс разрешить спор насчёт языка. Нативисты верили, что способность к вербальному общению заложена в нас природой, тогда как эмпирики полагали, что именно окружающая среда играет решающую роль в этом вопросе. Это только подогревало извечный спор «природа vs. воспитание», который находит отражение во многих отраслях науки.

Ноам Хомский предполагал, что усвоение языка человеком нельзя объяснить только научением. Вместо этого он считал, что дети изначально обладают своеобразным «аппаратом усвоения языка» (a language acquisition device) — врождённой способностью к пониманию основ языка. Как только они сталкиваются с языком, этот аппарат помогает им очень быстро его осваивать.

Лингвист Эрик Леннеберг полагал, что как и многие другие аспекты человеческой деятельности, усвоение человеком языка во многом обусловлено «критическими периодами» — временными рамками, ограничивающими процесс овладения навыком. В этот период организм особенно чувствителен к внешним стимулам и способен быстро учиться. По мнению Леннеберга, критический период для овладения языком длится приблизительно до 12 лет. С наступлением пубертатного периода структура мозга становится менее гибкой и менее способной к полноценному освоению языка.

Случай с Джинни представлял для исследователей уникальную возможность: ведь можно окружить её языковым фоном и посмотреть, получится ли у неё овладеть языком, несмотря на то, что она пропустила свой критический период? Если нет, Леннеберг окажется прав.

Успехи Джинни в освоении языка

Несмотря на то, что тесты показали, что когнитивные способности Джинни были примерно равны способностям годовалого ребёнка, Джинни вскоре начала быстро пополнять свой словарный запас новыми словами. А затем начала составлять из них простые фразы, как это делают маленькие дети. Кёртисс рассказывала, что в тот момент решила, что Джинни всё же способна научиться языку.

Через год она могла составлять фразы уже из трёх слов. У маленьких детей за этой стадией следует «языковой взрыв» — период, когда они особенно быстро учат новые слова и начинают много говорить. Но, к сожалению, с Джинни этого не произошло. Её языковые навыки так и остались на том же уровне, пользоваться грамматикой и составлять осмысленные высказывания она так и не научилась.

Хотя Джинни и смогла продемонстрировать прогресс в изучении языка, её неспособность к использованию грамматики (что Хомский считал основополагающим отличием человеческого языка от языка животных) подтвердила гипотезу о критическом периоде.

Конечно, случай Джинни не так прост, как кажется. Она не только упустила время, в которое другие дети познают язык, но и пережила насилие. С ней плохо обращались, она была лишена доступа к когнитивным стимулам. Исследователям не удалось даже выяснить, страдала ли она от врожденных когнитивных нарушений. В детстве у врач выявил отставание в развитии, но о том, является ли её состояние только результатом пережитого или обусловлено врождёнными проблемами, специалистам оставалось только догадываться.

Шумиха вокруг Джинни

В первое время оценивать состояние Джинни помогал психиатр Джей Шёрли, он заметил, что поскольку такие случаи — редкость, девочка быстро стала предметом споров исследователей, задействованных в её реабилитации.
Как-то Джинни оставалась дома у Джин Батлер, своей учительницы. После вспышки кори девочку оставили там на карантине, и Батлер стала ограничивать к ней доступ. Другие члены команды подумали, что женщина хочет заработать себе имя на этом деле, кое-кто завлял даже, что Батлер называла себя новой Энн Салливан (так звали учительницу, помогавшую овладеть языком Хелен Келлер).

Джинни увезли из дома Батлер и поселили в доме Дэвида Риглера, где она прожила следующие четыре года. Несмотря на некоторые сложности, в доме Риглера дела у неё шли хорошо. Ей нравилось слушать, как кто-то играет на пианино, она очень любила рисовать — зачастую она предпочитала именно этот метод общения другим.

Начало конца

В 1974 году Национальный институт психического здоровья отозвал гранты на исследование, поскольку его результаты оказались ничтожными. Сюзан Кёртисс установила, что Джинни могла использовать слова, но грамматика была ей недоступна. Ставить слова в том, порядке, который требовался для осмысленной фразы, она не могла, что подтвердило обоснованность идеи критического периода в языковом развитии. Находки Риглера носили случайный и отрывочный характер. Как только проект по реабилитации Джинни лишился финансирования, её увезли из его дома.

В 1975 году Джинни вернули родной матери. Когда та перестала справляться, девочка стала кочевать из одной приёмной семьи в другую, где также становилась объектом насмешек и даже насилия. Мать девочки подала в суд на детский госпиталь Лос-Анджелеса и команду исследователей — обвинив их в том, что они проводили над ней слишком много опытов. Дело уладили, однако снова встал вопрос о лечении и уходе за Джинни.

Состояние девочки продолжало ухудшаться, после жизни в приёмных семьях она вернулась в детский госпиталь. К сожалению, отвратительная обстановка и отсутствие ухода свели на нет все те позитивные изменения, которые произошли с ней во время первого её пребывания в госпитале. Джинни боялась теперь открывать рот, и умолкла навсегда.

Что с Джинни сейчас?

Сегодня Джинни живет приюте для взрослых где-то на юге Калифорнии. Об её состоянии известно очень и очень мало, хотя в 2000 году её вроде как разыскал частный детектив по запросу анонимного заказчика и рассказал, что Джинни счастлива.

Однако это противоречит словам Джея Шёрли, навещавшего её на 27-й и 29-й дни рождения. Тот нашёл её молчаливой и угнетённой.

«Что мы можем вынести для себя из этой грустной истории»? — задаётся вопросом в фильме «Тайна дикого ребёнка» Харлан Ли. — «Смотрите, в исследованиях такого рода перед нами встаёт этическая дилемма. Если вы хотите сделать всё строго в рамках науки, интересы Джинни должны отойти на второй план. Если вас заботит лишь помощь Джинни, вряд ли у вас получится провести хорошую научную работу. И что же тогда выбрать? Что ещё хуже, обе роли — учёного и терапевта — в её случае пытались совместить. Так что, я думаю, будущие поколения ещё долго будут изучать этот случай… не столько из-за яркого урока о человеческом развитии, сколько из-за урока о пользе и рисках таких вот запрещённых экспериментов».

Украина.

Другой случай «собаки кормили меня молоком и приносили мне еду», -- вспоминала 19-летняя девушка, в три года выброшенная родителями на улицу и прожившая шесть лет в… Собачьей будке.

Сейчас Оксана живет в интернате для умственно отсталых, научилась строить простые предложения, но ее продолжают мучить воспоминания о прошлом

На днях «ФАКТЫ» писали об ужасном случае, произошедшем в Винницкой области: в больницу доставили троих маленьких ребятишек, которых родители… держали в клетке, как зверенышей. А в субботу, 22 февраля наша газета напечатала информацию о четырехлетнем мальчике, выросшем в собачьей будке. Малыш, поступивший в полтавский областной приют, на вопрос о том, как его зовут, лишь улыбается и отвечает: «Гав, гав!» Ест ребенок без помощи рук и… благодарно лижет людей, пытающихся его приласкать.

Судьба брошенных малышей и тех детей, которые выросли среди животных, вызывает острый интерес не только у общественности, но и у ученых, потому что изучение этой проблемы может помочь ответить на давно волнующий человечество вопрос: станет ли человек полноценным членом общества, если он вырастет не среди людей?

Вместо «благородного дикаря» перед врачами предстало несчастное забитое существо

Первый зафиксированный наукой случай, когда выросшего среди животных ребенка попытались вернуть в человеческое общество, произошел в 1800 году на юго-западе Франции и стал потрясением для всей просвещенной Европы.

Местные жители не раз говорили о странном одичавшем ребенке, который скрывался в лесу. Малыша дважды ловили, но ему удавалось бежать. Однажды двое охотников, выслеживавших в лесу оленя, наткнулись на этого маленького дикаря и изловили его. Никто не знал, как ребенок, которому на вид было лет десять, очутился в лесу. О трагических обстоятельствах говорил лишь ужасный шрам на его шее. Известие о пойманном мальчике распространилось по стране и достигло столицы.

Это произошло сразу же после Французской революции, когда общество было увлечено идеей максимального приближения человека к природе, -- рассказывает Майкл Ньютон, автор книги «Дикие девочки и мальчики». -- Появление лесного мальчика, которого назвали Виктором, вызвало огромный интерес. Но когда ребенка привезли в Париж, просвещенное общество было разочаровано -- вместо «благородного дикаря» перед ним предстало несчастное забитое существо.

Большинство медиков признали мальчика слабоумным. Только молодой врач Этар не отвернулся от него. Шаг за шагом пытаясь ввести мальчика в человеческое общество, он очень подробно записывал все происходящее, и его свидетельства стали для науки поистине бесценными.

С точки зрения Этара, человек должен обладать двумя основными качествами, которые, собственно, и делают его человеком -- способностью к сопереживанию и умением говорить. Вначале Виктор не был способен ни на то, ни на другое. Но вскоре усилия доктора и его экономки мадам Герен дали результат. Доктор Этар понял, как важна роль любящих взрослых. Привлекая добрую женщину к воспитанию маленького дикаря, он помог мальчику сделать один из двух важных шагов на пути превращения звереныша в человека -- научиться сопереживать другому человеку. За несколько месяцев прогресс стал очевиден. Мальчик стал помогать мадам Герен и очень привязался к своим опекунам.

Но вот второй шаг -- овладение человеческой речью -- Виктору так и не удался. Вначале Этар научил его различать звуки -- завязал глаза и дал барабан и колокольчик. Мальчик с удовольствием играл. Но, увы, когда дошло до воспроизведения звуков, все усилия врача пошли прахом. Поняв, что эксперимент провалился, доктор Этар потерял интерес к ребенку. Следующие двадцать лет Виктор прожил с мадам Герен. Она окружила его любовью и заботой, но полноценным человеком он так и не стал.

Эксперимент над детенышем шимпанзе превратился в опыты над… годовалым сыном ученого

Шло время, но интерес к брошенным детям не угасал. В 1930 году стало известно о двух девочках, которые жили в стае волков. Эта история была подтверждена документально. К сожалению, обе девочки вскоре умерли от лихорадки.

Одним из тех, кто надеялся, на примере этих детей доказать, что определяющую роль в развитии ребенка играет окружающая среда, был специалист по приматам Уинтроп Кэллог. Но, увы, он понимал: чтобы подтвердить свою теорию, он должен найти ребенка, поместить в стаю волков и наблюдать за его развитием. Подобный эксперимент был невозможен, и ученый… взял в свою семью обезьяну. Целый год рядом с его маленьким сыном Дональдом находился молодой шимпанзе Гуа. Он, как и предполагал ученый, усвоил многие привычки человека. Но постепенно перед Кэллогом открылась жутковатая истина: эксперимент над обезьяной превратился в опыты над… его собственным сыном. Росший в компании молодого шимпанзе Дональд не учился говорить, а произносил лишь короткие отрывистые звуки, точь в точь как его «названный брат». Кэллог немедленно прекратил эксперимент.

В 60-х годах американский психолог Гарри Харлоу продолжал эксперименты с приматами. Он показал, какую огромную роль в развитии ребенка играет забота матери о малыше и физический контакт с ней. Один из опытов Харлоу стал классическим. Крошечному шимпанзе, оторванному от матери, предлагали выбрать в «мамы» две куклы -- одну из проволочной сетки, но с бутылочкой молока, другую -- без молока, но покрытую мягкой шерсткой. Звереныши, не раздумывая, выбирали теплую и мягкую маму.

Однако оторванные от матери детеныши шимпанзе катастрофически отставали в развитии. Изоляция сказывалась на всей их дальнейшей жизни. Можно было сделать вывод, что эти правила распространяются и на детенышей человека. Однако прошло еще 20 лет, прежде чем ученые смогли в этом убедиться.

Американская девочка Джинни 13 лет провела в комнате с заколоченными окнами

Толчком к новому витку в изучении «диких детей» стал чудовищный случай, произошедший не в лесу, а в пригороде густонаселенного Лос-Анджелеса, где и обнаружили странную девочку по имени Джинни. Она не умела ходить, говорить, была в памперсах и в свои 13 лет выглядела, как семилетний ребенок.

Запущенный дом, где нашли Джинни, принадлежал Кларку Уайли -- странному угрюмому типу, женатому на слепой женщине Айрин. У них было двое детей. Когда в автокатастрофе погибла мать Кларка, он тронулся умом, заточил родных в доме и не позволял жене и сыну заходить в дальнюю комнату, где он держал Джинни. Когда полицейские впервые увидели эту комнату, они ужаснулись -- в ней были лишь проволочная клетка и стул с приделанными к нему самодельными ремнями. Ночь девочка проводила в клетке, а день -- привязанной к стулу. Окно (как, впрочем, все окна в доме) было плотно забито, свет поступал в жилище лишь через крохотную щелку.

Джинни провела 13 лет в полной изоляции. Даже ближайшие соседи не знали о ее существовании. Узнали о положении девочки после того, как жена Кларка Айрин однажды взбунтовалась и удрала из дома, когда муж ненадолго вышел в магазин.

Полиция арестовала и мужа, и жену. Кларк не сказал полицейским ни слова. Против него возбудили судебное дело, но накануне первого заседания Кларк Уайли застрелился.

А судьбой Джинни занялись ученые. Это был тот уникальный случай, которого они так долго ждали, -- девочка была таким же брошенным ребенком, как если бы выросла в лесу среди волков. Детский психолог Джеймс Кент и лингвист Сьюзен Кертис, решили выяснить, как связаны между собой человеческий мозг и речь.

Джинни была как новорожденная, -- вспоминает Джеймс Кент. -- Мы решили начать знакомить ее с внешним миром, как родители знакомят младенцев. Она наверстывала упущенное удивительно быстрыми темпами.

Согласно научным представлениям начала 70-х годов, ребенок мог овладеть речью в строго определенные, так называемые когнитивные периоды, и Джинни уже упустила свой шанс. Но девочка опровергла эту теорию -- она удивительно быстро запоминала названия предметов.

Она не была умственно отсталой, -- рассказывает Сьюзен Кертис. -- Это был нормальный ребенок, запоминающий сотни слов, научившийся составлять словосочетания, и мне начало казаться, что теория не совсем верна. Но Джинни все же не удалось научиться нормально говорить. Выучив слова, она так и не смогла научиться строить предложения.

Сегодня ученые получили более ясную картину того, что происходит в подобных случаях. Нервные центры, отвечающие за развитие речи, расположены в коре левого полушария головного мозга. Если эти центры не стимулировать, они уменьшаются в размерах, в них нарушается взаимодействие нервных клеток, и в конечном итоге эта часть мозга изменяется даже физически. У детей, выросших в одиночестве, мозг заметно меньше -- это можно увидеть с помощью сканера. Мозг Джинни был лишен стимуляции, и в нем не развилась та часть, которая отвечала за развитие речи.

История Джинни имела трагическое продолжение. Ей нужна была семья, но, к несчастью, когда девочке исполнилось 18, она вместе с матерью вернулась в тот дом, где провела первые 13 лет жизни. Через несколько недель стало ясно, что слепая мать не может ухаживать за дочерью, и Джинни перевели в приют.

Мать нанесла дочери еще один удар -- ревнуя к теплым отношениям, сложившимся у Джинни с Джеймсом Кентом и Сьюзен Кертис она… обратилась в суд с просьбой запретить ученым вмешиваться в судьбу дочери. Суд удовлетворил ее просьбу. Сейчас Джинни живет в интернате. Сьюзен запрещено с ней видеться.

«Девочка-собака» Оксана лаяла и ела без помощи рук, а «мальчик-собака» Эдик кусал других детей и имитировал… собачью свадьбу

Печальная история Оксаны Малой, несколько лет прожившей в собачьей будке, в свое время всколыхнула всю Украину. Оксана появилась на свет в ноябре 1983 года здоровой нормальной девочкой, весом 5 килограммов 300 граммов. Как же она стала похожей больше на собаку, чем на человека?

Родители Оксаны были алкоголиками и однажды вечером в пьяном угаре вышвырнули трехлетнего ребенка на улицу. В поисках тепла девочка забралась в собачью конуру и прижалась к дворняжке. Следующие пять лет она провела в конуре, и когда Оксану нашли, она была больше похожа на щенка, чем на ребенка -- не умела говорить, ела без помощи рук, передвигалась на четвереньках.

«ФАКТЫ» писали и о случае, произошедшем в 1999 году в поселке Мирное Херсонской области. Социальные работники обнаружили в одной из пустых квартир четырехлетнего мальчика по имени Эдик. Его матери-алкоголички рядом не было. Когда власти разобрались в ситуации, выяснилось, что старшую сестру мальчика Надю опекали соседи, а заботу о брошенном мальчике взяли на себя… бездомные собаки.

Эдика с Надей определили в приемную семью. Вначале справляться с мальчиком было крайне сложно: он вел себя, как собака -- царапался и кусался. «Эдик бегал за своей Надей, пытаясь ее поймать -- вспоминает Людмила, приемная мать детей. -- Когда ему это удавалось, он заставлял сестру становиться на четвереньки и имитировал собачью свадьбу. Он не мог говорить, но знал, что должен делать кобель! Это был дикий ребенок -- он не умел одеваться, пользоваться столовыми приборами, ходить в туалет. Но в последние полгода произошел прорыв».

Сегодня шестилетний Эдик добился огромных успехов, научился играть с другими детьми. И хотя по речевому развитию он не превосходит трехлетнего ребенка, его шансы куда более высоки, чем они были у Виктора и Джинни.

Ведущий эксперт по проблемам речевого развития Джеймс Лоу приехал в Украину, чтобы оценить состояние Эдика и выяснить, как на него повлияли два года, проведенные в изоляции. С точки зрения овладения языком ребенок достиг больших успехов, но в его прошлом оставались белые пятна. Поэтому вместе с детьми, их приемной матерью и съемочной группой телеканала «Дискавери» Джеймс поехал в поселок, надеясь восстановить на месте некоторые обстоятельства жизни мальчика. Оказавшись в поселке, мальчик припомнил двор, где бегал и спал с собаками, ставшими его семьей, и хотел показать квартиру. Но о приезде телегруппы стало известно местным властям и милиции, которые утверждали, что история Эдика -- ложь, и потребовали… прекратить съемку.

Предоставив собакам стол и кров, он получил дружбу

Между людьми и собаками, живущими рядом с ними, существуют удивительные отношения. Можно предположить, что собаки, приходившие в дом к Эдику, находили там пищу, воспринимали малыша как добытчика этой пищи для всей стаи, и его статус был высоким. Эдику повезло -- предоставив собакам стол и кров, он получил дружбу.

А как складывается судьба Оксаны Малой? Ей уже 19 лет, она живет в интернате для умственно отсталых. Ее нашли, когда ей исполнилось восемь лет, и в ее распоряжении оставалось 3--4 года, чтобы овладеть речью. Девушка смогла научиться строить простые предложения, но ее продолжают мучить воспоминания о прошлом.

Моя мама хотела мальчика, поэтому она выбросила меня из дому, и я оказалась в конуре. Собаки кормили меня молоком, приносили мне еду. Я их не боялась. Люди говорят, что родители не виноваты, но я не могу их простить, -- говорит Оксана.

Ей нужно научиться жить среди людей, -- считает психиатр Владимир Нагорный. -- Самое лучшее, что мы можем сделать, -- найти ей подходящее занятие. Это поможет Оксане переключить внимание с собак на людей. Но ей никогда не удастся полностью адаптироваться.

У Эдика более счастливая судьба: по прогнозам ученых, через год-два он должен освоить грамматический строй языка. Но последствия страшной травмы могут давать о себе знать в течение всей его жизни.

«Мы должны научиться относиться к этим детям не с жалостью, а с восхищением, -- считают авторы документального фильма «Дикий ребенок». -- Удивительно, что после того, что с ними сделали, брошенные дети все еще хотят протянуть руку другому человеку.

Джини — одичавшая девочка

Девочки-волчицы и мальчики-кавалеристы: трагические судьбы реальных Маугли.

Как правило, одичавших (или − феральных) детей называют просто Маугли, в честь их вымышленного товарища по несчастью. Однако если жизнь придуманного Маугли была полна увлекательных приключений и побед, существование его настоящих собратьев − одно непрекращающееся несчастье. Не всем из них вообще удавалось дышать свободным воздухом джунглей: многие из таких детей являются жертвами насилия и годами проводят в запертом подвале или пещере. Выросшие в условиях крайней социальной изоляции, не зная заботы со стороны других людей, не имея никакого опыта общения с ними, они действительно нередко становятся похожими не столько на людей, сколько на животных, воспитавших их.

Истории про одичавших детей известны с древнейших времен, многие из них слишком сказочны для того, чтобы считаться правдой (включая «Книгу джунглей» Киплинга). Однако имеется немало и вполне достоверных исторических свидетельств. Скажем, к 1724 году относятся записи о появлении в полях близ немецкого Гамельна голого, грязного мальчика. Изловленный и доставленный в город, он быстро стал собирать толпы любопытных: ребенок вел себя как самое настоящее дикое животное, питаясь сырыми и неочищенными птицами, а будучи напуган − падал на четвереньки и начинал метаться в поисках выхода.

Одичавший ребёнок Питер

Мальчика назвали Питером, и вскоре слава его достигла высочайшего слуха. Питера доставили прямиком английскому королю Георгу I, при дворе которого тот и провел всю оставшуюся жизнь, до смерти в 1785 году. За все это время он так никогда и не научился членораздельной речи, демонстрировал весьма веселившее придворных презрение к деньгам и сексуальным развлечениям − и никогда, ни разу не засмеялся. Впрочем, его нельзя было назвать мрачным недочеловеком: Питер обожал музыку и обучился выполнению простой черной работы.

Надгробный памятник Питера возле церкви Святой Марии, Хартфордшир

История жизни Питера документирована достаточно полно и достоверно − почти настолько же, насколько жизнь самого известного из племени «реальных Маугли», французского (?) мальчика Виктора. Ему было, по оценкам, около 11-12 лет, когда в 1799 году его поймали в южных лесах Аверона. Виктор, конечно, не мог разговаривать, более того, парижские газеты называли его «человеком только по виду». Поведение мальчик демонстрировал и вправду животное. Потрясенные буржуа замечали, с каким видимым удовольствием он поедает сырые, даже гнилые продукты, а тоскуя в клетке, раскачивается вперед-назад, совсем как пойманный волчонок.

В бурную эпоху между Французской революцией и войнами Наполеона судьба Аверонского дикаря могла бы сложиться довольно печально, если б он не попал «под крыло» добросердечного Жан-Марка-Гаспара Итара. Крупный врач и ученый не пожалел сил на то, чтобы обучить ребенка речи и хотя бы основным социальным навыкам. Увы, Виктор оказался трудным подростком. Годы терпеливого труда не принесли практически ничего: французский Маугли освоил всего три слова − «молоко» (lait) и «боже мой» (oh dieu).

Виктор из Аверона

Весьма примитивными оказались и прочие достижения. Он освоил хождение на двух ногах, но, к великому огорчению своего педагога-просветителя, так и не научился отличать дурное от злого. В общем, прогресс, несмотря на все усилия, оказался тем же, что и у знакомого нам Питера: лишь базовые навыки (скажем, сидеть за столом), никакого интереса к понятным всем вещам − и полная речевая немота. Виктор скончался в доме своего покровителя в 1828 году, в возрасте примерно 40 лет.

В тот же самый год − и снова в Германии − обнаружили еще одного знаменитого Маугли, возможно, самого загадочного в истории. Этот странный человек был замечен прохожими на улице Нюрнберга. С трудом держась на ногах, он бесконечно повторял одну и ту же фразу: «Хочу быть кавалеристом, как папа». В руке у него нашли письмо, адресованное командующему 4-м эскадроном 6-го легкого кавалерийского полка. В нем было написано примерно следующее:

«Ваше благородие господин капитан,посылаю Вам парня, который хочет послужить королю в армии. Его оставили мне 7 октября 1812 года. Но я бедный рабочий, мне надо кормить собственных детей. Его мать просила меня его вырастить, и я думал, что буду обращаться с ним, как со своим сыном. Но я никогда не разрешал ему сделать и шагу за порог дома, так что никто не знает, что он рос у меня. Сам он не знает, где провел эти годы. Вы можете расспросить его, капитан, но он не сможет ничего Вам рассказать ни о мне, ни о том, где я живу. Я вывел его ночью. Он не сможет найти пути назад. У него нет ни пенни, у меня и самого нет. Если Вы не позаботитесь о нем, можете сами его пристрелить или повесить».

Каспар Хаузер

По мнению осматривавших найденыша уважаемых лиц города Нюрнберга, мальчику было около шестнадцати лет от роду, однако вел он себя как совсем малолетний. Увидев зеркало, долго пытался заглянуть за него, пытаясь найти спрятавшегося человека. Обжег руку, пытаясь потрогать огонь свечи. Демонстрировал поразительные способности видеть в темноте и чувствовать запахи. При этом ароматы цветов его раздражали так же, как запахи мяса и алкоголя. Но, в отличие от других наших героев, он смог научиться довольно многому.

Он получил имя Каспар Хаузер и скоро стал одним из самых странных психических феноменов в истории. С одной стороны, он научился говорить настолько хорошо, что спустя какое-то время сумел описать и небольшую клетку, в которой ему пришлось вырасти, и самого своего тюремщика. С другой, он, по-видимому, так никогда не научился различать людей по лицам, и даже по возрасту и полу: всех без различия он называл Bua – «мальчик».

Каспар Хаузер

Короткая жизнь Каспара «среди людей» оказалась полна таинственных событий, конфликтов, заговоров и политических интриг, но продлилась она недолго. Спустя пять лет после своего таинственного появления Каспар Хаузер был убит (по некоторым сведениям, несчастный был королевских кровей и мог претендовать на трон Бадена. Впоследствии увлекательные интриги вокруг Каспара легли в основу многих книг и фильмов, а сам он стал одним из самых известных «классических» случаев обнаружения феральных детей.

Увы, «классикой» дело не ограничивается: таких несчастных находят и в наши дни. В 1920 году в Индии были обнаружены двое детей, вскормленных волчицей, совсем как древнеримские Ромул и Рем − с той только разницей, что реальные дети были девочками, одной около восьми лет, другой − около полутора. В сиротском приюте их назвали Камаля и Амаля, и здесь они вели себя как маленькие, но совершенно дикие волчата.

Днем Камала и Амала отсыпались, а по ночам вели активный образ жизни − передвигались на четвереньках, обожали сырое мясо и безжалостно атаковали и даже кусали любых обидчиков. Интересно, что запах любимого мяса они могли почуять уже издалека, хотя способности зрения и слуха у них были хуже, чем у обычных детей. Ту же особенность отмечали и воспитатели Каспара Хаузера, у которого было не слишком развитое зрение, зато исключительно чувствительная тактильность.

Амала умерла в приюте всего год спустя, а Камаля прожила до возраста (ориентировочно) в 17 лет, когда скончалась из-за болезни. Она сумела научиться складывать простейшие фразы, хотя так никогда и не догнала по развитию своих сверстниц.

К сожалению, самый печальный случай обнаружения одичавшего ребенка произошел сравнительно недавно. 4 ноября 1970 года в отделение соцзащиты явилась женщина, которая привела с собой девочку, заявив, что в течение многих лет они являлись жертвами насилия со стороны отца ребенка. Настоящее имя обеих долгое время являлось тайной, и в историю девочка вошла под псевдонимом Джини.

Джини в период реабилитации (в возрасте около 14 лет)

На вид Джини было лет 6-7, но когда социальная работница узнала, что ей уже 13, она решила связаться с полицией. Расследование показало, что девочка действительно провела 12 первых лет жизни запертой в комнате, практически в полной изоляции. Жестокий отец привязывал ее к горшку, и в таком положении Джини оставалась целыми днями − а на ночь ее, связанную, прятали в спальный мешок, если только не забывали и не оставляли на том же горшке.

Никто не мог поверить, что Джини уже 13 лет: вес ее не дотягивал и до 30 кг, а рост составлял 1,3 м. Она могла понять несколько слов, но сама говорила лишь две наводящих на самые кошмарные мысли фразы – «Прекратите» (Stop it) и «Не надо больше» (No more). Из-за деформации растущих конечностей у нее выработалась странная вихляющаяся походка, и вообще, многим Джини напоминала мультипликационного кролика, даже руки она норовила держать, как лапки, сжатыми у груди. Хуже того − она едва умела жевать твердую пищу и с трудом глотала, постоянно чихала и кашляла. Она не могла сфокусировать взгляд на предметах дальше нескольких метров привычной ей комнаты. И к горшку она так и не приучилась.

Психологические исследования Джини продолжались много лет и вызвали массу дискуссий по вопросам этики. Громко звучали голоса людей, считавших, что ученые лишают несчастную девочку последнего шанса спокойно реабилитироваться и вернуться к какому-нибудь подобию нормальной жизни. Впрочем, психологи отнюдь не стремились сохранить ее в таком плачевном состоянии, в действительности их интересовали как раз возможности возвращения Джини к более-менее нормальному уровню развития и социализации.

Глава группы исследователей пытался ввести ее в собственную семью, психологи брали ее на свои выездные мероприятия и развлечения, показывали мир, который гораздо больше, богаче и ярче той тоскливой комнаты, в которой бедная Джини провела детство. Результаты оказались не слишком радующими.

Нормальной человеческой речи девочка так и не обрела: время было упущено, и она на всю жизнь смогла оперировать лишь простейшими фразами, что, конечно, существенно ограничило ее развитие и возможности. Вместе с тем, уровень невербального интеллекта со временем поднялся до более чем приемлемого уровня. Пространственное мышление Джини оказалось и вовсе феноменальным: в соответствующих тестах она показала наивысшие результаты за всю историю.

Джини

К сожалению, со временем интерес к девочке угас, а вместе с ним ушло и финансирование. С тех пор Джини кочует из одного приюта для людей с ограниченными возможностями в другой, и сегодня остается в одном из заведений Калифорнии. Но она дала ученым и педагогам бесценные знания.

Да, ни один из наших несчастных героев, реальных Маугли, так и не стал обычным настоящим человеком. Но изучая их, специалисты создали множество методов обучения детей с ограниченными возможностями. В не столь тяжелых случаях они помогают тысячам людей вести нормальную жизнь, несмотря на природные недостатки их организмов. Кроме того, лингвисты получили важную информацию о развитии и формировании речевых навыков − а все мы на этих примерах особенно ясно смогли увидеть, что даже обычный человек − это звучит гордо. И что в нашей природе сложно переплетены не только «дух» и «тело», но и − обязательно – «другие люди», без которых невозможно стать просто человеком.