Опять налетел какой-то альтернативно одаренный со следующим текстом:

"Ибо чем выше IQ и образование - тем меньше верующих."

Значит, Менделеева, Эйнштейна, Ломоносова, Лейбница, Ньютона, Пастера, Томпсона
(дальше просто лень перечислять) вам мало? :) Что-то мне подсказывает,
что они были не глупее Вас, не так ли, уважаемый?

Я уже не раз отвечал на данный вопрос, не поленюсь ответить еще раз.

1. Начнем с простого, с Эйнштейна. Вот что конкретно пишет Эйнштейн по поводу своей религионости:

It was, of course, a lie what you read about my religious convictions, a lie which is being systematically repeated. I do not believe in a personal God and I have never denied this but have expressed it clearly.

Перевод: Это, разумеется ЛОЖЬ кто вы читали о моих религиозных убеждениях, ЛОЖЬ, которая систематически повторяется. Я НЕ ВЕРЮ В ЛИЧНОСТНОГО БОГА, и я никогда не отрицал этого, напротив ясно выражал.

С Эйштейном закончили? Или вы будете с НИМ спорить?

Эйнштейн выражал восхищение удивительной красотой мира, ЕГО ПОЗНАВАЕМОСТЬЮ. Но причем тут вера в бога?

2. И самое главное. ВЕРУЮЩИЕ ИДИОТЫ ЖИВУТ ВНЕ ВРЕМЕНИ.

Верующим недоступна идея програсса. Им неведомо, что человечество накапливает знания, что есть такая вещь, как прогресс и сегодня даже приличный школьник пятого класса знает, скажем математику и физику ЛУЧШЕ, скажем, АРИСТОТЕЛЯ. Что вовсе не означает, что он умнее Аристотеля. Но это не мешает ему догадываться, что земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, как полагал умный Аристотель.

Более того, 2000 лет назад, 500 лет назад и даже 150 лет назад НАУКА ТОЛЬКО НАЧИНАЛА РАЗВИВАТЬСЯ и человечество проходило через множество заблуждений.

Например, какие-то 250 лет назад верили во флогистон. Например, Ньютон, который вовсе не был идиотом. Он верил и во флогистон, и в бога. И что? - Сегодня могут верить во флогистон и бога только идиоты.

150 лет назад вери в ЭФИР, относительно которого тела движутся. Сегодня об этом можно забыть. Об эфире в смысле XIX века, как о среде ОТНОСИТЕЛЬНО КОТОРОЙ движутся тела рассуждают только пациенты Кащенко.

Во времена Лейбница и даже позже, люди свято верили в колдовство. Просто для сведения: последнего колдуна казнили в цивилизованной Германии в 1775 году в Германии прошла последняя казнь - 60 лет спустя смерти Лейбница.

Следует ли из всего этого, что и сегодня следует верить во флогистон, эфир и колдовство? так мождет думать только идиот.

Ровно тоже относится и религии - 150 ЛЕТ НАЗАД - ВЕРА БЫЛА ПРОСТИТЕЛЬНА, так как логика и методология науки еще не было СОЗДАНА. К этому наука только шла веками и, в определнной мере, точкой отсчета можно считать 20-30-е годы XX века - то есть всего лишь 100 лет назад.

Но это уже ПРОЙДЕНО. Поэтому, сегодня верующими могут быть только идиоты и невежды - ровно так же, как те, кто сегодня рассуждает о флогистоне или эфире.

3. Более того, я уже отмечал, что 1000 лет назад и даже 200 лет назад - из-за очень ограниченных транспортных возможностей, религия играла небесполезную социальную роль: она обеспечивала объединение людей на почве общей культуры. Сегодня, когда интенсивно контактируют ВСЕ, а это тысячи народов, любая частная религия наносит неплоправимый вред, разъединяя людей по религиозному принципу. То есть религия не только глупость, она еще и утратила абсолютно все некогда позитивные свойства. То есть, стала чистым, беспримесным, злом. Это - диалектика. То, что умерло - умерло.

Как там сказано в писании? - "Иди за мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов". К религиозной мертвечине это тоже относится в полной мере.

По интернету ходит рассказ о результатах исследования, проведенного в США, согласно которому неверующие люди обладают несколько более высоким интеллектом, чем верующие. Сложно понять, насколько более высоким - но можно предположить довольно правдоподобные объяснения этому...

Собственно, наиболее правдоподобное объяснение выдвигается самими учеными: "умные люди, по-видимому, не любят авторитетов и догм. В 1992 году метаанализ семи исследований показал, что интеллектуалы чаще становятся атеистами, живя среди религиозных людей, то есть попросту выбирают нонконформизм".

В самом деле, человек, склонный к конформизму, будет рожденным свыше баптистом в Арканзасе, научным атеистом в СССР, либералом в Фейсбуке и мусульманином в Грозном. Люди, которые не думают сами, будут просто подстраиваться под свое окружение - которое в США, где проводилось исследование, в значительной степени было и остается религиозным. США и сейчас наиболее верующая из развитых стран.

В США до сих пор слово "атеист" не очень приличное - в среде простых людей не доверяют атеистам и приписывают им (как правило, неосновательно) полную аморальность. Например, психологи из университетов Британской Колумбии и Орегона выяснили, что в США и Канаде атеисты вызывают острое чувство даже не неприязни, а в первую очередь недоверия. Исследование выглядело так:

350 взрослым американцам и 420 канадским студентам рассказывали вымышленную историю: некто протаранил припаркованный автомобиль и скрылся с места происшествия, а потом нашел чей-то бумажник и прикарманил деньги. Им предложили троих подозреваемых; все трое преподаватели, причем один из них атеист, а другой в прошлом был осужден за изнасилование.

Опрошенные, причем независимо от того, в насколько религиозной семье они выросли, чаще всего называли самым подозрительным атеиста.

По мнению руководителя исследовательской группы Азима Шариффа, "Атеисты кажутся людям подозрительными: они не боятся Бога, и потому не вызывают доверия, поскольку не признают накладываемых Им нравственных обязательств".

Такая подозрительность, как правило, необоснованна - американские атеисты, по большей части, это люди социально благополучные, белые, образованные, тырить бумажники им ни к чему. Но недоверие - реальность, и американцы, которые решаются открыто признаться в своем атеизме, используют для обозначения этого решения термин coming out - буквально "выход из (чулана)", термин, который использовался (и используется до сих пор) в отношении гомосексуалистов, решившихся открыто заявить о своем образе жизни.

***

Читайте также по теме:

• Доказательства бытия Бога - диакон Андрей Кураев
• Гагарин доказал, Бог принял человека! - Честное слово
• Мы верим... Говорят 53 известных ученых о вере в Бога - Благовестник
• Вера и знание (лекция в Томском политехническом университете) - протоиерей Геннадий Фаст
• Рождение науки, инквизиция и охота на ведьм - лекция диакона Андрея Кураева
• Диалог с атеистом - архимандрит Епифаний Феодоропулос
• Диалог с атеистом - иерей Виталий Бабичев
• Что ответить Стиву Джобсу, или Снова о слезинке ребенка - Александр Ткаченко
• Два лица атеизма. Уж лучше я с "вымышленным" Богом и грешными попами - Максим Степаненко
• Почему ад не пустеет? - Максим Степаненко
• Справедливая участь атеиста. Зачем человеку Бог после смерти, если Бог ему не нужен был при жизни? - Максим Степаненко
• Нетленные мощи. Ответ атеисту - Валентин Ковальский
• Деятельность Белинского - живой урок для всех нас - протоиерей Андрей Ткачев

***

Человек, в общем-то равнодушный к религии, в каком-нибудь небольшом американском городке просто не станет говорить о своем атеизме - зачем? Он не получит ничего, кроме косых взглядов. Образованные жители больших городов, которые будут показывать лучшие показатели на интеллектуальных тестах, это более терпимая к атеизму среда. На заводе, среди "синих воротничков" или в сельской местности, среди фермеров, человек просто не будет портить отношения с окружающими, заявляя о своем атеизме. Скорее в сего, ему ничего не сделают худого... Но кому охота, чтобы его (совершенно неосновательно) подозревали в воровстве кошельков?

А вот в академической среде быть атеистом нестрашно - и даже модно, хотя и не обязательно. Поэтому любой опрос покажет, что среди "синих воротничков", рабочего люда, особенно чернокожих, атеистов исчезающе мало, а вот в образованной среде - побольше.

Это же положение непопулярного меньшинства вызывает и определённое поведение американских атеистов - которое с некоторых пор копируют и наши. Это поведение если и не угнетенного, то уж точно непопулярного меньшинства - не даром американские атеисты так обычно (хотя несколько неожиданно для нас) сравнивают себя с гомосексуалистами. Желание как-то компенсировать общественное неприятие и ободрить своих страдающих товарищей и приводит, нередко, к интонации закомплексованного подростка - а зато мы самые умные! Мы умные, а вы, веруны, тупые! Вот!

На самом деле, вера едва ли прямо (или обратно) связана с интеллектом. В очах Божиих драгоценен и глубокий философ (которых было немало в истории христианства), и великий ученый (европейская наука создана христианами), и разнорабочий, и дворник, и пахарь - Бог не сноб, и Он не требует Себе интеллектуально изысканного общества. Любой человек может отозваться на Евангельский призыв покаянием и верой, и обрести жизнь вечную.

Во все времена существовали люди, считающие себя «выше» веры в Бога. Наше время не исключение. Людей, считающих, что вера – это удел слабых и глупых, немало. Свои убеждения они черпают в основном из старых клише, которые упорно вдалбливали в нас на политинформациях в далеком пионерском прошлом. Эти убеждения очень удобны, поскольку позволяют жить как хочется, брать от жизни все, ведь «ты этого достойна». Если допустить хотя бы небольшую возможность существования чего-то бОльшего, то это ко многому обязывает. А меняться так не хочется. Вот и кричат на каждом углу, что верующие – люди слабые и недалекие, а я, дескать, на этом свете всех умней. Но так ли это на самом деле? Неужели вера – это признак исключительно слабого интеллектуального развития? На самом деле многие ученые, в том числе и нобелевские лауреаты, не согласны с таким утверждением. Недавно вышла даже книга «Мы верим», в которой 53 современных известных ученых говорят о своей вере в Бога. Но и до них, и после, многие известные личности открыто заявляли о своих убеждениях.

«Многие учёные верят в Бога, – заявлял Макс Борн , – Те, кто говорит, что изучение наук делает человекаатеистом, вероятно, какие-то смешные люди».

А. Беккерель , открывший радиоактивность солей урана: «Именно мио работы привелименя к Богу, к вере».

А. Эйнштейн : «Чем больше наука делает открытий в физическом мире, тем более мыприходим к выводам, которые приводят нас к вере».

ФизикД.Томсон : «Не бойтесь быть независимыми мыслителями! Если вы мыслитедостаточно сильно, то вы неизбежно будете приведены наукой к вере в Бога,которая есть основание религии. Вы увидите, что наука не враг, а помощникрелигии».

Акад. Б.B. Раушенбах: « Пытаясь аналитическими методами познать Вселенную,некоторые физики почувствовали невозможность объяснения ее только с точкизрения материализма. Я также считаю, что материализм, который учит, что материяпервична, все остальное вторично, – чепуха. Академик Сахаров, которого считаючеловеком исключительной честности и смелости, писал, что существует нечто внематерии и ее законов, отепляющее мир, это чувство можно назвать религиозным.Ген, носитель наследственной информации, материален. Но сама она необъяснима сматериалистических позиций. А что важнее – информация или ее носитель?Следовательно, в мире объективно существует то, что нематериально».

Газета «Слово» 4(122) от 21.01.2000

Вернер Гейзенберг, немецкий физик-теоретик, один изсоздателей квантовой механики: «Первый глоток из сосуда естествознания порождаетатеизм, но на дне сосуда - нас ожидает Бог».

Александр Спирин, российский биолог,академик РАН, ведущий российский специалист в области молекулярной биологии: «Я глубоко убеждён, что «перебором», путемэволюции невозможно получить сложный прибор… это таинственное, я бы сказал,«божественное» соединение – РНК, центральное звено живой материи, не моглопоявиться в результате эволюции. Она либо есть, либо её нет. Она настолькосовершенна, что должна была быть создана некой системой, способной изобретать.»

Протоиерей Федор Бородин, настоятель храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке (Москва) .

«Скажите, пожалуйста, почему у людей неверующих в жизни лучше все складывается, чем у верующих, а именно: дети учатся бесплатно, имеют достойную половинку, родители в состоянии купить детям квартиры, а верующие не могут купить квартиры и так далее, дети их учатся платно, не могут сдать зачет (молилась), нет достойной пары?.. » - такое письмо пришло в редакцию «Фомы», и меня попросили на него ответить. А мне сразу вспомнилось несколько историй. Не все о них именно о вере. Они - о мировидении, о подходе к жизни, который со стороны может показаться «лузерским».

Вот первая история. Ее мне рассказал один священник, который служит в Подмосковье. Между службами в храм приехала женщина - ухоженная красавица с большой охраной, увидела батюшку и стала говорить, что ничего в жизни не получается: дети далеко - учатся в Лондоне, муж о ней почти не вспоминает, вроде все для счастья есть, а как-то ей плохо. На все вопросы батюшки об исповеди, о молитве, о покаянии она сквозь зубы отвечала, что все это не действует. Батюшке надоели пререкания, и он сказал: «Знаешь что, милая, а сядь-ка ты в свою машину и вместе с кортежем охраны поезжай в любой детский дом и помоги там детям». Она фыркнула и ушла.

Вернулась через несколько месяцев. Другой взгляд, сияющие глаза. Пришла со словами благодарности: «Батюшка, спасибо вам! Я сначала на вас очень обиделась, а потом решила попробовать. Поехала, увидела, как живут дети без родителей и начала им помогать. Растрясла мужа на эту помощь, подруг всех своих организовала».

И как после этого утверждать, что «у неверующих все в жизни лучше складывается, чем у верующих»? Живут люди для себя, деньгами обеспечены, только вот семья разваливается, покоя нет. И тут один из них решается действовать, как «лузер»: не брать, а отдавать, переступать через себя, жертвовать. И вдруг - проблески счастья…

Вторая история. Отец мой работал в «Метрострое». И в 1968 году там, как повсюду в стране, организовали собрание: чтобы народ поддержал введение войск в Чехословакию. И мой отец чуть ли не единственный на этом собрании не поднял руку. Вместо него начальником участка поставили другого человека, который как раз все сделал «правильно» и «логично». Стал мой папа несчастней от того, что лишился выгоды? Я уверен, что все наоборот - он больше приобрел.

Третья история. К Борису Пастернаку пришел сотрудник НКВД с просьбой подписать письмо против какого-то нового «врага народа» из среды писателей. Пастернак отказался: «Я не могу это сделать. Не буду подписывать». Его жена воскликнула: «Подумай о ребенке!» На что Борис Леонидович ответил: «Если я подпишу, такой отец моему ребенку точно не нужен». Это что - логика неудачника? А может быть, просто - другая логика?

А теперь давайте вернемся к письму читателя. Мне кажется, его автор столкнулся с подобной ситуацией среди своих знакомых, но напрасно распространил ее на всех православных вообще. Я знаю много людей верующих, успешных в жизни с точки зрения материального благополучия. Как знаю и нуждающихся… И среди верующих, и среди неверующих встречаются люди с разным материальным достатком, социальным положением и так далее.

Другое дело, что вера не гарантирует успех в земной жизни. Мы не для того верим в Господа, чтобы Он нам здесь помогал. Мы любим Его, и именно поэтому стараемся жить той жизнью, какую Он нам заповедовал, ходим в храм, участвуем в таинствах, чтобы приблизиться к Нему. И мы верим, что Он складывает жизнь каждого человека в соответствии с тем, что человеку нужно, полезно, и - доверяем Ему.

Благодаря этому доверию верующий чувствует себя счастливым. Хотя понятие о счастье у всех разное. Для кого-то это именно только материальная устроенность, для кого-то - мир с собой, со своей совестью, а главное - с Богом. По-христиански состояние счастья, блаженства - это близость к Господу. Можно быть лузером в жизни и быть счастливым человеком. А можно быть очень состоятельным человеком, но абсолютно несчастным.

Конечно, легче жить, когда ты обеспечен, но на самом деле счастья это не приносит. Комфорт счастья не приносит. И люди не идут в храм за комфортом.

Верующие стремятся к самоограничению, и со стороны это может выглядеть как некое насилие над собой. Но даже усилие, связанное с самоограничением, приближает человека к Господу.

Протоиерей Федор Бородин
Журнал Фома

Просмотрено (66) раз

«Христианство — это когда ты делаешь добро и тебе от этого плохо». Такую емкую формулу современного христианского самоощущения вывел один человек, крестившийся в перестроечные годы, и всю свою последующую жизнь проведший в Церкви. Я услышал ее однажды в случайном разговоре, и вдруг с ужасом понял, что это ведь и про меня тоже.

Точно так же я проживаю и мыслю свое христианство, вот только никогда не додумывал все это до такой афористичной точности. И многие мои близкие-христиане, которых я знаю уже не один десяток лет, тоже могли бы подписаться под этим невеселым признанием.

Потухшие взгляды, печальные лица, какое-то стыдливое нежелание говорить о духовной жизни, о Христе и Евангелии в дружеском кругу и оживление, лишь когда речь заходит о чем-то не связанном напрямую с нашим христианством — об искусстве, спорте, о детях, о том, как кто провел этим летом… И все это, заметьте, происходит с людьми церковными, искренне верующими в Бога, считающими себя христианами. Такое ощущение, будто все уже поняли, что где-то сбились с курса и вместо вожделенной тихой Христовой гавани плывем теперь непонятно куда, но дружно делаем вид, будто ничего не случилось.

Вот только это самое «…тебе от этого плохо», как и любая боль, — прорывается наружу, будоражит совесть, не дает окончательно успокоиться в этом дурном сне.

Я долго думал, почему же так получилось, почему радость моего первоначального обращения к Богу с годами превратилась в такое вот унылое существование, которое иначе как ожиданием смерти никак не назовешь. И ладно бы еще это ожидание было радостным, как у апостола Павла. Но ведь вместо радости не страх даже — полная безнадежность и уверенность в собственной погибели, лишь слегка разбавленная робкой надеждой на то, что Бог по каким-то неведомым мне причинам всё же спасет меня несмотря ни на что.

Я к Тебе с рюкзаком, Господи!

Никогда, наверное, эгоисты не были так симпатичны и обаятельны, как сегодня. В самом деле, настоящему эгоисту нынче есть что показать. Он весел и легок в суждениях, все у него получается, ничто его не смущает — орел, да и только. Если бы Лермонтов был жив, герой нашего времени был бы у него именно таким. Но вот незадача — этот блестящий эгоист совершенно не способен ни к долгосрочным отношениям, ни к упорной профессиональной работе, ни к какой-либо форме ответственности. Страшно то, что все свои проблемы эгоист решает еще до того, как они проявились в его жизни.

Может ли христианин любить себя? Казалось бы, нелепый вопрос. Не только может, но — должен, призван и обязан словами Священного Писания
«…возлюби ближнего как самого себя». То есть мера отношения к ближнему самым непосредственным образом определяется в Библии нашим отношением к себе. И если ты не любишь даже себя, как же тогда сможешь полюбить других людей и Бога? Научись правильному отношению к себе, тогда поймешь, как правильно относиться к ближнему.

Казалось бы очевидные вещи, но… Любить себя многие современные христиане не умеют и даже не хотят. Обычно, это странное нежелание объясняется словами Христа …если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф 16:24). Действительно, при поверхностном прочтении может показаться, будто слова про отвержение себя — это некий синоним нелюбви к себе. Но ради чего Господь призывает учеников к такому отвержению себя? Ради спасения! Ради высшего блага, к какому только может стремиться человек в нынешнем его состоянии. Значит, речь тут идет вовсе не о нелюбви к себе, а как раз напротив — о максимальном проявлении этой любви, о жалости к себе, заботе о своей участи. «Отвергнуться себя, — говорит святитель Филарет Московский, — не значит бросить душу и тело без внимания, без попечения, но только отвергнуть пристрастие к телу и его удовольствиям, к жизни временной и ее благополучию, и даже к наслаждениям душевным, черпаемым из неочищенной природы, к желаниям собственной воли, к любимым понятиям собственного мудрования…» — вроде бы тут все понятно. Но далее Святитель пишет слова настолько важные, что их стоит выделить особо: «… Для чего же требуется это самоотвержение? Для того, что без него желание идти за Христом осталось бы несбыточным». Вот ради чего мы призваны оставить свои пристрастия! Невозможно отправиться в дальний поход с рюкзаком, набитым всякой ерундой, ненужной в таком путешествии. Мы обременили себя слишком многими привязанностями и изнемогаем под их тяжестью, а сбросить никак не решаемся, считая их чем-то ценным и важным. Именно поэтому Иисус призывает нас такими трогательными словами, исполненными сострадания и жалости к людям, измучившим себя непосильным грузом: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко. Вот о чем идет речь в словах об отвержении себя — о том, чтобы сбросить с себя тягостное бремя собственных страстей и грехов, и взять на себя легкое бремя следования за Господом, Который предлагает нам это, потому что любит нас. Так можем ли, смеем ли мы не любить себя, когда нас любит Христос?

Увы, и смеем, и можем. Более того — при этом еще и утешаем себя странными мыслями, будто такая наша нелюбовь к себе угодна Богу, потому что мы вроде бы как «по заповеди отвергаемся себя».На самом же деле

мы пребываем в обыкновенном унынии, возникающем на том месте в нашей душе, где должен был бы воцариться Господь.

Пристрастия свои вроде бы как отвергли, а за Христом так и не пошли. И не осталось у нас ни старых сомнительных радостей, ни нового Христова утешения. Одна пустота и скука, переходящая в смертную тоску. Молитву не полюбили, чтение Библии не полюбили, богослужение в храме не полюбили… Тащим все это годами как некую тягостную обязанность, будто с постылой женой век коротаем. Делаем добрые дела, от которых нам плохо. А ведь и чтение, и молитва, и службы в Церкви — все это не что иное, как различные формы богообщения. Которое нас так тяготит. Вот и выходит, что мы и себя разлюбили, и Бога не научились любить…

А рядом с унынием обязательно бродит лень. Оглянуться не успеешь, как вот уже — оставлены и молитвы, и чтение, и церковные службы. Ну, ведь лень же делать то, что не приносит радости. Разок пропустил, другой… Вроде как сначала совесть чуть-чуть покусывает, мол, нехорошо как, подымайся, иди. А ты и в третий раз не пошел в храм, не встал вечером на молитву. Потом в четвертый… И совесть потихоньку стала звучать все тише и тише: что проку теребить человека, которому это не нужно совсем. А на место молитвы и чтения Библии пришли просмотры кино и бесконечные переписки в социальных сетях с другими, такими же потерявшимися, христианами, разлюбившими себя и Бога.

Плохой, очень плохой!

Недавно в разговоре старый мой друг, будучи в унынии, произнес еще одну формулу «христианской нелюбви к себе», которую я и сам много раз произносил раньше, и от других слышал неоднократно. Но тут вдруг как-то резанула она слух настолько, что захотелось разобраться — о чем она. А сказал мой друг буквально следующее:

— Да, я, конечно, понимаю, что я плохой христианин, но все же…

Вот тут у меня и случился когнитивный диссонанс. Говорю ему:

— Постой, как это? Что означает — плохой христианин? Это же оксюморон какой-то, «осетрина второй свежести». Человек просто — либо христианин, либо нет, он или живет по заповедям, или нарушает их. Вот ты, например, воруешь?

— Взятки берешь?

— Пьянствуешь, изменяешь жене?

— Да нет же, конечно.

— То есть ничего из «грехов к смерти», как их называл апостол Павел, ты не делаешь, следовательно, Царство Божие наследовать способен. Зачем же ты так себя называешь?

Друг подумал:

— Но я знаю, что во мне есть и гордость, и тщеславие, и сребролюбие…

— Так, — говорю, — стоп! Это все не грехи, а страсти, они в той или иной мере действуют в каждом человеке, включая величайших святых. И они тоже видели их в себе, и каялись в них до самой смерти. Что же, по-твоему, они тоже плохие христиане?

Короче, разговор у нас состоялся тогда важный, содержательный. И вот что я из него для себя вынес. Современный христианин зачастую даже на уровне понятий не представляет, в чем разница между грехами к смерти, грехами не к смерти, мысленными грехами и страстями. Все это смешано в какую-то жуткую кашу, и в результате человек перестает видеть разницу между, скажем, убийством и привязанностью к вкусной еде, между супружеской изменой и сгоряча сказанным недобрым словом. В результате хороший, добрый человек, живущий по Закону Божьему, ощущает себя нераскаянным грешником, лишенным спасения. И, конечно же, не любит себя, да и за что тут себя можно любить? Ну а дальше происходят еще более печальные вещи. Нелюбовь к себе всегда требует какой-то компенсации, поэтому одни заливают ее спиртным, другие — компульсивным перееданием, или, проще говоря, — необузданной тягой к холодильнику в любое время суток, третьи подсаживаются на социальные сети… Из такого ложного самоощущения человек потихоньку, шаг за шагом может прийти и к настоящим смертным грехам, изменяющим само естество человека, его душу и тело, отсекающим от Бога, несущим смерть и погибель. Логика тут достаточно простая: если я, и не совершая смертных грехов, живу в предвкушении вечной гибели, а не воскресения мертвых и жизни будущего века, если вечные блаженства мне уже недоступны, то уж хотя бы греховных наслаждений попробую вкусить, все равно ведь пропадать… Нужно ли говорить, что подобные мысли внушает человеку все то же древнее существо, что когда-то нашептывало в райском саду совет съесть запретный плод. Так нелюбовь к себе, помноженная на незнание, может лишить человека богообщения и привести его к общению с дьяволом.

К слову сказать, в богословской литературе выражение «плохой христианин» я встречал только у Николая Бердяева, да и тот употребил его скорее в публицистическом, чем в богословском смысле. Ни у кого из святых отцов ничего подобного мне на глаза не попадалось.

Радостопечальные

Вот еще одно распространенное объяснение нелюбви к себе: святые отцы уничижали себя, ругали последними словами, обвиняли себя в самых ужасных грехах, значит, и мы тоже должны так делать. Все вроде бы так, в покаянных молитвах, составленных святыми, действительно можно встретить очень жесткие их определения в отношении себя. Но есть один важный момент, без которого невозможно правильно понять тот духовный опыт, из которого рождались такие молитвы. Святые очень любили Бога и общение с Ним. Вся их жизнь была по сути таким общением, молитва сопутствовала им во всех их делах, а Священное Писание они часто знали наизусть и тем не менее — ежедневно читали его, наслаждаясь Словом Божьим, питавшим их душу. Ради богообщения они даже оставляли мир и уходили в пустыню, чтобы ничто из земных забот не отвлекало их от этой постоянной обращенности к Господу. И,конечно же, такая любовь святых к Богу не оставалась безответной. Дух Святой сиял в них, просвещая их ум, чувства, и даже само тело. В Его сиянии святые и видели себя греховными, недостойными этой Божественной чистоты, которая даже в ангелах может высветить недостатки. Радость от этого божественного утешения была столь велика, что святые отцы как бы уравновешивали ее покаянным плачем о грехах, которые увидели в своих душах, просвещенных благодатью. И даже придумали для этого парадоксального совмещения плача и радости специальное название — радостопечалие. Так, преподобный Григорий Синаит пишет: «…Вели-чай-шее есть оружие — держать себя в молитве и плаче, чтобы от молитвенной радости не впасть в самомнение, но сохранить себя невредимым, избрав радостопечалие». Таким образом, печаль и самоуничижение святых были неразрывно связаны с величайшей радостью и являлись не чем иным, как одним из проявлений действия Божия в них.

В одной из своих ранних песен Борис Гребенщиков очень точно сумел выразить саму суть христианского радостопечалия:

Но мы идем вслепую в странных местах,

И все, что есть у нас, это радость и страх:

Страх за то, что мы хуже, чем можем,

И радость о том, что все в Надежных Руках.

Святые ругали себя вовсе не из унылого состояния богооставлености, но из такой глубины приближения к Богу, которую нам и представить себе невозможно. Печаль о своих грехах была растворена у них радостью о Христе, исцеляющем эти грехи, подающем им небесные утешения, открывающем им тайны Царства.

А вот теперь давайте подумаем — может ли человек в таком состоянии не любить себя? Даже на уровне человеческих отношений — может ли не любить себя невеста, рядом с которой любимый и любящий ее жених? Ответ, думаю, очевиден.

В этом безрадостном самоуничижении — еще один сбой нашей духовной жизни, еще одна «системная» ошибка нашего христианства. Преподобный Симеон Новый Богослов поучает: «Всякому надлежит рассматривать себя и внимать себе разумно, чтобы ни на надежду одну не полагаться без плача по Богу и смирения, ни опять на смирение и слезы не полагаться без последования им надежды и радости духовной». Как печаль, так и радость одна без другой и в своих крайних проявлениях — опасны. Ни радости без печали, ни печали без радости, ибо источник их обеих — Бог. Нормальное внутреннее состояние верующего — это соединение радости и печали, находящихся в неуловимом динамическом равновесии. Но что же остается от радостопечалия, когда из него уходит радость? Вот с этим-то, оставшимся, мы и живем, творя добро, от которого нам самим плохо. Чего ж удивляться, что в таком плачевном состоянии мы не любим себя…

Я, типа, мытарь

Как же научиться любить себя по-христиански? У преподобного Амвросия Оптинского есть совет: «Если не имеешь любви, делай дела любви, хотя бы и без любви. Тогда Господь, видя твое усердие, даст тебе любовь». Правда, сказано это было о любви к ближнему, но, думаю, и в отношении себя самого это правило вполне работает. А начинать дела любви к себе следует, на мой взгляд, с наикатегоричнейшего отказа от нелепой формулировки «я плохой христианин». Коварные слова, имеющие вид смиренного благочестия, на самом деле лишь еще более расслабляют и закрепляют нас в этой «плохости». И даже доставляют некое «смиренное удовлетворение», мол, не живу как надо, вижу это и ужасаюсь увиденным. Значит, не совсем еще я пропащий человек. Типа — мытарь, биющий себя в белы груди. Покаялся эдак в храме души своей, да и вышел прочь оправданным. Чтобы и далее отягчать свое сердце объядением, пьянством и заботами житейскими. До следующего пароксизма покаянно-смиренного ужасания.

Пора уже кончать с такой «аскетикой», прекращать быть «плохими христианами» и становиться просто — христианами. Любящими себя и поэтому живущими по заповедям, чтущими своего Бога в молитвах, как можно чаще причащающимися Его Телу и Крови, ежедневно читающими Его Божественное слово. Потому что невозможно утолить жажду, бегая от воды, невозможно насытиться, отказываясь принимать пищу.

Мы — любимые создания Божьи, и мы не смеем хулить себя уже потому хотя бы, что это будет хула на нашего Создателя. Да, мы повреждены грехом. Да многое в нас искажено злом, порой до неузнаваемости. Но можно ли ругать картину великого художника лишь потому, что на ней кое-где потемнели краски от безобразного обращения с полотном? Мы — шедевр Божий, мы — венец Его творения, в нас вложил Он Свой удивительный образ как основу нашего бытия. И что с того, если на эту основу намоталось много всякой дряни, которую мы притащили в себя греховными привычками? Образ Божий свят в нас всегда, сколь бы ни был он испорчен нашей неправедной жизнью. И мы призваны всегда любить его, как нерукотворную икону нашего Творца. А греховную дрянь беспощадно счищать с себя изменением своей жизни.

Человеку свойственно любить себя, это нормальное наше отношение к полученному Божьему дару — к своей душе, телу, к своим способностям и талантам. А вот грех, который разрушает и убивает этот дар, следует ненавидеть, как это делали святые отцы и Сам Христос. Но при этом все равно продолжать любить себя, невзирая на все свои греховные разрушения. По заповеди к ближнему нужно относиться как к самому себе, а значит, и себя тоже нужно любить, понуждать себя к этой любви, даже если видишь в себе некие греховные слабости и несовершенства. О таком понуждении говорил преподобный Серафим Саровский: «Должно снисходить душе своей в ее немощах и несовершенствах и терпеть свои недостатки, как терпим других, но не обленяться, а побуждать себя к лучшему. Употребил ли пищи много, или что другое подобное, сродное слабости человеческой, сделал — не возмущайся этим и не прилагай ко вреду вред, но мужественно подвигни себя к исправлению, а между тем старайся сохранить мир душевный». Любить себя и исправляться к лучшему, сохраняя мир душевный… Насколько же далеко отстоит от этого христианского принципа наше болезненное самоедство, вгоняющее в уныние и даже в ненависть к себе. Вот и пора его оставлять. Тем более что рецепты правильной христианской любви к себе давным-давно написаны евангелистами, получившими их от Самого Господа. Ведь любая заповедь Евангелия по сути является таким рецептом. Господь в них как бы призывает нас: «Человек, не мучай себя, не калечь, не причиняй себе боль! Живи так, как Я задумал тебя, и будешь иметь венец жизни».

Святителя Игнатия Брянчанинова его духовные чада тоже, видимо, спрашивали, как правильно любить себя. И он дал на это вполне определенный ответ, который можно было бы назвать христианским гимном любви к себе: «…Если ты не гневаешься и не памятозлобствуешь — любишь себя. Если не клянешься и не лжешь — любишь себя. Если не обижаешь, не похищаешь, не мстишь; если долготерпелив к ближнему твоему, кроток и незлобив — ты любишь себя. Если благословляешь клянущих тебя, творишь добро ненавидящим тебя, молишься за причиняющих тебе напасти и воздвигающих на тебя гонение, то любишь себя; ты — сын Небесного Отца, который Своим солнцем сияет на злых и благих, Который посылает дожди Свои и праведным и неправедным. Если приносишь Богу тщательные и теплые молитвы из сердца сокрушенного и смиренного, то любишь себя. <…> Если ты до того милостив, что соболезнуешь всем немощам и недостаткам ближнего твоего и отрицаешься от осуждения и уничижения твоего ближнего, то ты любишь себя».

Евангельский образ Христа — норма нашей человечности. И когда мы отклоняемся в своем поведении от этой нормы, мы поступаем вопреки собственной природе, мучаем ее, причиняем самим себе страдания. Поэтому любовь к себе — это, прежде всего, соблюдение заповедей, уподобляющих нас Христу.

Я сам долгое время считал себя «плохим христианином», жил беспорядочно, и потихоньку растерял радость бытия, завалил грехами те дары, которые Господь дал мне в крещении. Я разлюбил себя и утешался наивными и лукавыми мыслями о «самоуничижении и смирении», ничего не меняя в своей жизни. Но ведь жизнь-то одна. И потратить ее целиком на этот дурной морок мне совсем не хочется. Сейчас я учусь любить себя по рецепту святителя Игнатия. Заново учусь жить по Евангелию. Получается, прямо скажем, не всё. Но меня это не расстраивает, потому что я снова вижу, как Господь участвует в моей жизни, я не верю даже, а твердо знаю теперь, что Он никогда не отходил от меня, что он близок к человеку всегда и готов прийти на помощь к тому, кто попросит Его об этой помощи. И если перефразировать афоризм, с которого я начал эту статью, то для меня сейчас христианство — это когда ты делаешь добро, даже когда тебе плохо. Потому что в делании добра рядом с тобой всегда встает Христос.