Догматы веры

До́гматы - это непререкаемые вероучительные истины (аксиомы христианского вероучения), данные через Божественное Откровение, определенные и сформулированные Церковью на Вселенских Соборах (в отличие от частных мнений).

Свойствами догматов являются: вероучительность, богооткровенность, церковность и общеобязательность.

Вероучительность означает, что содержанием догматических истин является учение о Боге и Его икономии (т.е. Божьего замысла о спасении человеческого рода от греха, страдания и смерти).

Богооткровенность характеризует догматы как истины, открытые Самим Богом, ибо Апостолы приняли учение не от человеков, но через откровение Иисуса Христа (Гал. 1:12). По своему содержанию они не являются плодом деятельности естественного разума, подобно научным истинам или философским утверждениям. Если философские, исторические и научные истины относительны и со временем могут уточняться, то догматы - это истины абсолютные и неизменные, ибо слово Божие есть истина (Ин. 17:17) и пребывает вовеки (1Пет. 1:25).

Церковность догматов указывает на то, что только Вселенская Церковь на своих Соборах придает христианским истинам веры догматический авторитет и значение. Это не значит, что Церковь сама создает догматы. Она, как «столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15) лишь безошибочно устанавливает за той или иной истиной Откровения значение неизменного правила веры.

Общеобязательность догматов означает, что эти догматы раскрывают сущность христианской веры, необходимой для спасения человека. Догматы - незыблемые законы нашей веры. Если в литургической жизни отдельных Православных Поместных Церквей имеется некоторое своеобразие, то в догматическом учении между ними - строгое единство. Догматы обязательны для всех членов Церкви, поэтому она долготерпит любые грехи и слабости человека в надежде на его исправление, но не прощает того, кто упрямо стремится замутить чистоту апостольского учения.

Православные догматы формулировались и утверждались на 7 Вселенских соборах. Краткое изложение основных истин (догматов) христианской веры, содержится в .

Будучи итогом Божественного Откровения, догматы являются непререкаемыми и неизменными определениями спасительной христианской веры.

Догматические определения являются не столько раскрытием учения о Боге, сколько указанием границ, за которыми находится область заблуждений и ереси. В своей глубине каждый догмат остается непостижимой тайной. Используя догматы, Церковь ограничивает человеческий ум от возможных ошибок в истинном Богопознании.

Как правило, православные догматы формулировались только при возникновении ересей. Принятие догматов не означает введения новых истин. Догматы всегда раскрывают изначальное, единое и целостное учение Церкви применительно к новым вопросам и обстоятельствам.

Если любой грех - следствие слабости воли, то ересь - «упорство воли». Ересь есть упорное противление истине и как хула на Духа Истины непростительна.

Таким образом, догматы призваны помочь каждому человеку иметь точное, недвусмысленное представление о Боге и его взаимоотношениях с миром, и ясно понимать, где заканчивается христианство и начинается ересь. Поэтому спор о догматах имеет в христианстве самое важное и острое значение, и именно разногласия в понимании догматов влекут за собой самые серьезные и почти непреодолимые расколы. Именно таковы разногласия между православием, католицизмом и протестантскими церквами, которые в очень многих вопросах более или менее едины, но в некоторых - абсолютно противоречат друг другу, и это противоречие не может быть преодолено дипломатическим компромиссом, потому что они спорят не о вкусах или политике, а о самой Истине, как она есть на самом деле.

Но одного только знания о Боге для верующего человека недостаточно: необходимо ещё молитвенное общение с ним, необходима жизнь в Боге, а для этого нужны не только правила мышления, но правила поведения, то есть то, что называется канонами.

Каноны Православной Церкви

Церковные каноны - это основные церковные правила, определяющие порядок жизни Православной Церкви (ее внутренне устройство, дисциплину, частные аспекты жизни христиан). Т.е. в отличие от догматов, в которых сформулировано вероучение Церкви, в канонах определены нормы церковной жизни.

Спрашивать о том, зачем Церкви нужны каноны можно с тем же успехом, как и спрашивать о том, зачем государству нужны законы. Каноны - это правила, по которым члены Церкви должны служить Богу и организовывать свою жизнь так, чтобы постоянно поддерживать это состояние служения, эту жизнь в Боге.

Как и любые правила, каноны призваны не осложнять жизнь христианину, а наоборот, помочь ему ориентироваться в сложной церковной реальности и в жизни вообще. Если бы никаких канонов не было, то церковная жизнь представляла собой полный хаос, да и вообще само существование Церкви как единой организации на земле было бы невозможно.

Каноны едины для всех православных людей всех стран , утверждены на Вселенских и Поместных соборах и отмене не подлежат . Т.е. авторитет священных канонов вечен и безусловен . Каноны являются непререкаемым законом, определяющим строй и управление Церкви.

Каноны Церкви являют собой образец для каждого верующего, на основании которого он должен строить свою жизнь или проверять правильность своих поступков и действий. Всякий, кто удаляется от них - удаляется от правильности, от совершенства, от праведности и святости.

Раскол по каноническим вопросам в Церкви носит столь же принципиальный характер, что и по догматическим, но его легче преодолеть, потому что он касается не столько мировоззрения - во что мы верим , сколько нашего поведения - как мы верим . Большинство расколов по каноническим вопросам касаются темы церковной власти, когда какая-то группа по каким-то причинам вдруг считает существующую церковную власть «незаконной» и объявляет свою полную независимость от Церкви, а иногда даже считает «истинной церковью» только себя. Таков был раскол со старообрядцами, таковы сегодняшние расколы на Украине, таковыми могут быть очень многие маргинальные группы, называющие себя «истинными» или «автономными» православными. Причем, на практике с такими раскольниками Православной Церкви зачастую бывает гораздо сложнее общаться, чем с догматическими расколами, потому что жажда власти и независимости у людей очень часто бывает сильнее стремления к Истине.

Тем не менее, каноны могут видоизменяться в истории, сохраняя, однако, свой внутренний смысл . Святые Отцы блюли не букву канона, а именно тот смысл, который Церковь в него вкладывала, ту мысль, которую она в нем выражала. Например, некоторые каноны, не относящиеся к существу церковной жизни, в силу изменившихся исторических условий, иногда теряли свое значение и упразднялись. Теряли в свое время и буквальное значение и наставления Св. Писания. Так, мудрое учение св. ап. Павла об отношениях господ и рабов утратило свой буквальный смысл с падением рабства, но лежащий в этом учении духовный смысл имеет, можно сказать, непреходящее значение и слова великого Апостола и теперь могут и должны являться нравственным руководством во взаимоотношениях христиан, стоящих на разных ступенях социальной лестницы, несмотря на провозглашенные начала свободы, равенства и братства.

При попытке применения церковных канонов к современным обстоятельствам необходимо учитывать mens legislatoris - намерение законодателя, т.е. изначально вкладываемый в канон смысл, исторический и культурный аспекты.

Современные революционные церковные реформаторы и обновленцы разного типа, пытаясь внести изменения в церковные каноны, в свое оправдание ссылаются на церковные реформы патриарха Никона. Но едва ли эта ссылка может служить оправданием теперешних реформаторов. Достаточно указать на то, что при Никоне не была нарушена преемственность Апостольской иерархии. Кроме того, тогда не было посягательства ни на вероучение, ни на нравоучение Церкви. Наконец, реформы, имевшие место при патриархе Никоне, получили санкцию восточных патриархов.

В Русской Православной Церкви все каноны издаются в «Книге правил» .

«Книга Правил» представляет собою свод законов, исшедших от Апостолов и св. Отцов Церкви - законов, утвержденных Соборами и положенных в основу христианского общества, как норма его бытия.

В этом сборнике находятся правила св. Апостолов (85 правил), правила Вселенских Соборов (189 правил), десяти Поместных (334 правила) и правила тринадцати св. Отцов (173 правила). Рядом с этими основными правилами имеют еще силу несколько канонических сочинений Иоанна Постника, Никифора Исповедника, Николая Грамматика, Василия Великаго, Иоанна Златоустаго и Анастасия (134 правила). - 762 .

В обширном смысле, канонами называются все постановления Церкви, как относящиеся к вероучению, так и касающиеся устройства Церкви, ее учреждений, дисциплины и религиозной жизни церковного общества.

Богословское мнение

Конечно опыт христианства шире и полнее догматов Церкви. Ведь догматизировано только самое необходимое и существенно важное для спасения. Остается еще немало таинственного и нераскрытого в Священном Писании. Это обуславливает существование богословских мнений .

Богословское мнение не является общецерковным учением, подобно догмату, но является личным суждением того или иного богослова. Богословское мнение должно заключать в себе истину, как минимум, непротиворечащую Откровению.

Безусловно, всякий произвол в богословии исключается. Критерием истинности того или иного мнения является его согласие со Священным Преданием, а критерием допустимости - не противоречие с ним. В основании православных и правомерных богословских мнений и суждений должны лежать не логика и рассудочный анализ, но прямое видение и созерцание. Это достигается через молитвенный подвиг, через духовное становление верующей личности...

Богословские мнения не являются непогрешимыми. Так, в сочинениях некоторых отцов Церкви нередко встречаются и ошибочные богословские мнения, тем не менее не противоречащие Священному Писанию.

По словам святителя Григория Богослова, вопросы творения, искупления, последних судеб человека принадлежат области, где богослову предоставлена некоторая свобода во мнениях.

Какие в Церкви существуют каноны? Что они регулируют? Каноны нужны, чтобы лишить человека свободы или, наоборот, чтобы ему помочь? Почему вообще в Церкви присутствует такой юридический формализм? Неужели без него никак нельзя спастись?

На эти и другие вопросы специально для «Фомы» ответил протоиерей Дмитрий Пашков, преподаватель кафедры общей и русской церковной истории и канонического права ПСТГУ.

Что такое церковные каноны и зачем они нужны?

Слово «канон» - греческого происхождения, и переводится оно как «правило», «норма». Каноны представляют собой общеобязательные правила поведения, принятые в Церкви. Поэтому можно сказать, что канон в Церкви по своему содержанию и смыслу есть то же самое, что и закон в государстве.

Необходимость церковных канонов в общем понятна. Оказываясь в любом обществе, мы должны соответствовать определенным, принятым в нем правилам поведения. Так и в Церкви. Став ее членом, человек должен подчиняться действующим в ее пределах нормам - канонам.

Можно прибегнуть к такой аналогии. Когда мы поправляем свое здоровье в больнице, мы сталкиваемся с определенными правилами, которым - хотим мы того или нет - должны подчиняться. И эти больничные правила могут поначалу показаться излишними или даже абсурдными до тех пор, пока мы не постараемся в них вникнуть.

При этом в Церкви не может быть канонического формализма. Каждый человек индивидуален, и потому значительную роль в его церковной жизни играет духовник. Зная слабые и сильные стороны приходящего к нему человека, священник, опираясь на каноническую норму, может действовать достаточно свободно. Ведь нельзя забывать, что основной массив канонов сформировался очень давно, еще в первое тысячелетие, и многие каноны не могут буквально применяться в нынешнее время. Поэтому у батюшки остается большое пространство для «маневра» (сами каноны это предполагают, оставляя священнику, например, право сокращать или, напротив, продлевать епитимии), и это очень важно, когда речь идет о таком сложном и чрезвычайно деликатном деле, как пастырство.

Но неужели без этого формализма невозможно спастись?

Нет, дело тут не в самом формализме, а в нас самих. Поскольку мы даже после крещения остаемся существами несовершенными, ленивыми, эгоцентричными, нас нужно приводить к какому-то соответствующему нашей вере порядку благочестивой жизни.

Конечно, не подлежит нормативному регулированию наше общение с Богом, например, как человек молится дома: долго ли, коротко ли, с лампадкой или без, глядя на икону или закрыв глаза, лежа или стоя, - это его личное дело и зависит исключительно от того, как у него получается лучше помолиться. Но если христианин приходит в собрание верующих, в Церковь, где таких, как он, уже много и у каждого есть свои взгляды, интересы, какие-то предпочтения, здесь уже без определенных правил, которые всю эту пестроту приведут к какому-то правильному единообразию, не обойтись.

То есть общеобязательные нормы, каноны, нужны там, где появляется общество, где уже требуется предписать определенные права и обязанности его членам, чтобы избежать в нем хаоса и беспорядка.

Кроме того, каноны служат поддержанию того изначального образа Церкви, который возник в день Пятидесятницы, так что она остается неизменной при любом государстве, культуре, общественной формации. Церковь всегда и во все времена одна и та же: и в I веке, и в эпоху Вселенских Соборов, и в поздней Византии, и в Московском царстве, и сейчас. И каноны оберегают эту тождественность Церкви самой себе через все века.

А разве в Евангелии Христос говорил что-либо о необходимости следовать каким-то правилам?

Конечно, говорил. Некоторые нормы христианской жизни Господь задает прямо в Евангелии. Например, есть каноны, которые регулируют таинство Крещения. И в Евангелии Христос первым эту норму устанавливает: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь » (Мф 28 :19–20).

Тут мы находим формулу крещения - «во имя Отца и Сына и Святого Духа», - которая произносится сегодня священником во время совершения таинства. Кроме того, сказано, что сначала нужно научить , а уже затем крестить . И вот отсюда, например, берет начало практика так называемых огласительных бесед перед крещением, когда священник или катехизатор должен подробно объяснить желающему войти в Церковь человеку основы христианской веры и благочестия.

Кроме этого, Господь Иисус Христос установил единобрачие, как норму (Мф 19 :4–9). На основе именно Его слов Церковь развила свое учение о таинстве Брака. Однако она несколько смягчила «строгость» Евангелия, где, как известно, сказано: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует (Мф 19 :9). Церковь, снисходя к людской немощи и понимая, что не все смогут понести бремя одиночества, позволяет при определенных обстоятельствах вступать во второй и даже в третий брак.

Однако существуют и другие каноны, не взятые напрямую из Нового Завета. Церковь, водимая Святым Духом, выступает как продолжательница Законодателя Христа, расширяя, уточняя и поновляя свои правовые нормы. При этом, повторюсь, сама эта детализация и в целом вся законотворческая деятельность Церкви опирается на принципы, данные Спасителем в Евангелии.

А какие существуют каноны? И что они регулируют?

Церковных канонов очень много. Их можно разделить на несколько больших групп. Есть, например, каноны, регулирующие административный порядок управления Церковью. Есть «дисциплинарные» каноны, которые регулируют жизнь верующих и служение клириков.

Существуют каноны догматического характера, которые осуждают определенные ереси. Есть каноны, которые упорядочивают территориальное управление Церкви. Эти каноны устанавливают полномочия высших епископов, - митрополитов, патриархов, они определяют регулярность проведения Соборов и так далее.

Все каноны во всем их многообразии были сформулированы в первом тысячелетии церковной истории, и некоторые из них в чем-то устарели. Но Церковь эти древние каноны все равно чтит и очень внимательно изучает, потому что уникальная эпоха Вселенских Соборов является своего рода эталоном, образцом для всех последующих веков.

В наши дни из этих древних норм мы извлекаем если не прямые правила поведения, то по меньшей мере их дух, принципы, чтобы установить в поновленном виде такие нормы, которые будут отвечать потребностям сегодняшнего дня.

Понятно, что если гражданин нарушит закон, то он по решению суда будет за это наказан. А что в Церкви? Предусмотрены ли в ней наказания за нарушение того или иного церковного канона?

Если говорить о церковном праве, регулирующем благочестивую жизнь христианина, канонические санкции прежде всего лишают провинившегося человека самого главного - общения со Христом в таинстве Причастия. Это не мера возмездия, не наказание в расхожем смысле слова, а «терапевтическая» мера, нацеленная на то, чтобы вылечить тот или иной духовный недуг. Однако и здесь есть очень важная и существенная оговорка: окончательное решение относительно применения того или иного церковного наказания принимает духовник или, если брать более высокий уровень, епископ. При этом каждый случай рассматривается отдельно, и в зависимости от конкретной ситуации принимается то или иное решение.

Таким образом, церковные каноны более походят на лекарства, чем на законы. Закон действует в значительной мере формально, законодательная и исполнительная власть должны быть независимы.

В этом смысле, правоприменитель (епископ или священник) должен действовать так же, как поступает хороший и внимательный доктор. Ведь не станет же врач мучить новыми препаратами своего пациента, если назначенные лекарства уже благотворно подействовали! А вот если лечение положительных результатов не приносит, тогда доктор начинает применять другие препараты до тех пор, пока пациент не пойдет на поправку. И если в медицине показателем успешности лечения является выздоровление пациента, то для епископа и духовника подобным свидетельством будет искреннее раскаяние верующего.

Это, собственно, то, ради чего и существуют церковные санкции: настроить человека на покаяние и исправление, чтобы помочь ему в духовном росте, чтобы верующий, попавший под епитимью, пережил внутренний переворот и покаялся. Чтобы он осознал, что совершенный им грех лишает общения с Богом и постарался вновь его восстановить.

Церковные каноны где-то зафиксированы? Есть ли какие-то сборники, в которых они классифицированы и представлены?

Конечно. Кодифицировать свое право Церковь начала уже в конце IV века. Именно в эту эпоху после окончания гонений на христиан появляется огромное количество канонов, которое необходимо было как-то систематизировать и упорядочить. Так появились первые канонические сборники. Одни из них были организованы хронологически, другие - тематически, по предметам правового регулирования. В VI веке появились оригинальные сборники смешанного содержания, так называемые «номоканоны» (от греческих слов «номос» - императорский закон, «канон» - церковное правило). В него вошли и каноны, принятые Церковью, и законы императоров, касающиеся Церкви.

Существуют еще и так называемые апостольские правила. К самим ученикам Христа они прямого отношения не имеют и такое название, скорее всего, получили из-за их особой значимости и авторитетности. Возникли эти каноны на территории Сирии в IV веке.

Самый известный сборник древних канонов называется «Книга правил». В нее вошли и «апостольские» правила, и каноны, принятые на Вселенских Соборах, и каноны некоторых Поместных Соборов, и авторитетные мнения святых отцов по различным проблемам церковной жизни.

А нужно ли мирянину знать нормы церковного права?

Я считаю, что нужно. Знание канонов помогает понять, какие у него есть права и обязанности. Кроме того, церковные каноны еще и очень полезны в обычной жизни.

Например, жизнь новорожденного малыша висит на волоске и его надо срочно крестить. Может ли это сделать сама мама в роддоме, и если может (и в самом деле это так), как ей это сделать правильно, чтобы таинство Крещения в самом деле совершилось? Или вас пригласили стать крестным. Что с канонической точки зрения это означает, какие обязанности у вас появляются? Множество сложных вопросов связано с таинством Брака. Например, можно ли с канонической точки зрения венчаться с инославным или иноверным?

Что в таком случае стоит прочитать мирянину? Где он может узнать о своих правах и обязанностях в Церкви?

В последние годы неоднократно переиздавался прекрасный курс лекций по каноническому праву протоиерея Владислава Цыпина. Если говорить об ознакомлении с источниками, следует начать с изучения уже упоминавшейся выше «Книги правил». Современные нормативные акты нашей Поместной Церкви (например, ее Устав и различные частные положения) публикуется на ее официальном сайте patriarchia.ru , а пять лет назад Издательство Московской Патриархии приступило к публикации многотомного собрания документов Русской Православной Церкви.

Какие в Церкви существуют каноны? Что они регулируют? Каноны нужны, чтобы лишить человека свободы или, наоборот, чтобы ему помочь? Почему вообще в Церкви присутствует такой юридический формализм? Неужели без него никак нельзя спастись?
На эти и другие вопросы специально для «Фомы» ответил протоиерей Дмитрий Пашков, преподаватель кафедры общей и русской церковной истории и канонического права ПСТГУ.

Что такое церковные каноны и зачем они нужны?

Слово «канон» - греческого происхождения, и переводится оно как «правило», «норма». Каноны представляют собой общеобязательные правила поведения, принятые в Церкви. Поэтому можно сказать, что канон в Церкви по своему содержанию и смыслу есть то же самое, что и закон в государстве.
Необходимость церковных канонов в общем понятна. Оказываясь в любом обществе, мы должны соответствовать определенным, принятым в нем правилам поведения. Так и в Церкви. Став ее членом, человек должен подчиняться действующим в ее пределах нормам - канонам.
Можно прибегнуть к такой аналогии. Когда мы поправляем свое здоровье в больнице, мы сталкиваемся с определенными правилами, которым - хотим мы того или нет - должны подчиняться. И эти больничные правила могут поначалу показаться излишними или даже абсурдными до тех пор, пока мы не постараемся в них вникнуть.
При этом в Церкви не может быть канонического формализма. Каждый человек индивидуален, и потому значительную роль в его церковной жизни играет духовник. Зная слабые и сильные стороны приходящего к нему человека, священник, опираясь на каноническую норму, может действовать достаточно свободно. Ведь нельзя забывать, что основной массив канонов сформировался очень давно, еще в первое тысячелетие, и многие каноны не могут буквально применяться в нынешнее время. Поэтому у батюшки остается большое пространство для «маневра» (сами каноны это предполагают, оставляя священнику, например, право сокращать или, напротив, продлевать епитимии), и это очень важно, когда речь идет о таком сложном и чрезвычайно деликатном деле, как пастырство.

Но неужели без этого формализма невозможно спастись?

Нет, дело тут не в самом формализме, а в нас самих. Поскольку мы даже после крещения остаемся существами несовершенными, ленивыми, эгоцентричными, нас нужно приводить к какому-то соответствующему нашей вере порядку благочестивой жизни.
Конечно, не подлежит нормативному регулированию наше общение с Богом, например, как человек молится дома: долго ли, коротко ли, с лампадкой или без, глядя на икону или закрыв глаза, лежа или стоя, - это его личное дело и зависит исключительно от того, как у него получается лучше помолиться. Но если христианин приходит в собрание верующих, в Церковь, где таких, как он, уже много и у каждого есть свои взгляды, интересы, какие-то предпочтения, здесь уже без определенных правил, которые всю эту пестроту приведут к какому-то правильному единообразию, не обойтись.
То есть общеобязательные нормы, каноны, нужны там, где появляется общество, где уже требуется предписать определенные права и обязанности его членам, чтобы избежать в нем хаоса и беспорядка.
Кроме того, каноны служат поддержанию того изначального образа Церкви, который возник в день Пятидесятницы, так что она остается неизменной при любом государстве, культуре, общественной формации. Церковь всегда и во все времена одна и та же: и в I веке, и в эпоху Вселенских Соборов, и в поздней Византии, и в Московском царстве, и сейчас. И каноны оберегают эту тождественность Церкви самой себе через все века.

А разве в Евангелии Христос говорил что-либо о необходимости следовать каким-то правилам?

Конечно, говорил. Некоторые нормы христианской жизни Господь задает прямо в Евангелии. Например, есть каноны, которые регулируют таинство Крещения. И в Евангелии Христос первым эту норму устанавливает: Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф 28:19–20).
Тут мы находим формулу крещения - «во имя Отца и Сына и Святого Духа», - которая произносится сегодня священником во время совершения таинства. Кроме того, сказано, что сначала нужно научить, а уже затем крестить. И вот отсюда, например, берет начало практика так называемых огласительных бесед перед крещением, когда священник или катехизатор должен подробно объяснить желающему войти в Церковь человеку основы христианской веры и благочестия.
Кроме этого, Господь Иисус Христос установил единобрачие, как норму (Мф 19:4–9). На основе именно Его слов Церковь развила свое учение о таинстве Брака. Однако она несколько смягчила «строгость» Евангелия, где, как известно, сказано: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует (Мф 19:9). Церковь, снисходя к людской немощи и понимая, что не все смогут понести бремя одиночества, позволяет при определенных обстоятельствах вступать во второй и даже в третий брак.
Однако существуют и другие каноны, не взятые напрямую из Нового Завета. Церковь, водимая Святым Духом, выступает как продолжательница Законодателя Христа, расширяя, уточняя и поновляя свои правовые нормы. При этом, повторюсь, сама эта детализация и в целом вся законотворческая деятельность Церкви опирается на принципы, данные Спасителем в Евангелии.

А какие существуют каноны? И что они регулируют?

Церковных канонов очень много. Их можно разделить на несколько больших групп. Есть, например, каноны, регулирующие административный порядок управления Церковью. Есть «дисциплинарные» каноны, которые регулируют жизнь верующих и служение клириков.
Существуют каноны догматического характера, которые осуждают определенные ереси. Есть каноны, которые упорядочивают территориальное управление Церкви. Эти каноны устанавливают полномочия высших епископов, - митрополитов, патриархов, они определяют регулярность проведения Соборов и так далее.
Все каноны во всем их многообразии были сформулированы в первом тысячелетии церковной истории, и некоторые из них в чем-то устарели. Но Церковь эти древние каноны все равно чтит и очень внимательно изучает, потому что уникальная эпоха Вселенских Соборов является своего рода эталоном, образцом для всех последующих веков.
В наши дни из этих древних норм мы извлекаем если не прямые правила поведения, то по меньшей мере их дух, принципы, чтобы установить в поновленном виде такие нормы, которые будут отвечать потребностям сегодняшнего дня.

Понятно, что если гражданин нарушит закон, то он по решению суда будет за это наказан. А что в Церкви? Предусмотрены ли в ней наказания за нарушение того или иного церковного канона?

Если говорить о церковном праве, регулирующем благочестивую жизнь христианина, канонические санкции прежде всего лишают провинившегося человека самого главного - общения со Христом в таинстве Причастия. Это не мера возмездия, не наказание в расхожем смысле слова, а «терапевтическая» мера, нацеленная на то, чтобы вылечить тот или иной духовный недуг. Однако и здесь есть очень важная и существенная оговорка: окончательное решение относительно применения того или иного церковного наказания принимает духовник или, если брать более высокий уровень, епископ. При этом каждый случай рассматривается отдельно, и в зависимости от конкретной ситуации принимается то или иное решение.
Таким образом, церковные каноны более походят на лекарства, чем на законы. Закон действует в значительной мере формально, законодательная и исполнительная власть должны быть независимы.
В этом смысле, правоприменитель (епископ или священник) должен действовать так же, как поступает хороший и внимательный доктор. Ведь не станет же врач мучить новыми препаратами своего пациента, если назначенные лекарства уже благотворно подействовали! А вот если лечение положительных результатов не приносит, тогда доктор начинает применять другие препараты до тех пор, пока пациент не пойдет на поправку. И если в медицине показателем успешности лечения является выздоровление пациента, то для епископа и духовника подобным свидетельством будет искреннее раскаяние верующего.
Это, собственно, то, ради чего и существуют церковные санкции: настроить человека на покаяние и исправление, чтобы помочь ему в духовном росте, чтобы верующий, попавший под епитимью, пережил внутренний переворот и покаялся. Чтобы он осознал, что совершенный им грех лишает общения с Богом и постарался вновь его восстановить.

Церковные каноны где-то зафиксированы? Есть ли какие-то сборники, в которых они классифицированы и представлены?

Конечно. Кодифицировать свое право Церковь начала уже в конце IV века. Именно в эту эпоху после окончания гонений на христиан появляется огромное количество канонов, которое необходимо было как-то систематизировать и упорядочить. Так появились первые канонические сборники. Одни из них были организованы хронологически, другие - тематически, по предметам правового регулирования. В VI веке появились оригинальные сборники смешанного содержания, так называемые «номоканоны» (от греческих слов «номос» - императорский закон, «канон» - церковное правило). В него вошли и каноны, принятые Церковью, и законы императоров, касающиеся Церкви.
Существуют еще и так называемые апостольские правила. К самим ученикам Христа они прямого отношения не имеют и такое название, скорее всего, получили из-за их особой значимости и авторитетности. Возникли эти каноны на территории Сирии в IV веке.
Самый известный сборник древних канонов называется «Книга правил». В нее вошли и «апостольские» правила, и каноны, принятые на Вселенских Соборах, и каноны некоторых Поместных Соборов, и авторитетные мнения святых отцов по различным проблемам церковной жизни.

А нужно ли мирянину знать нормы церковного права?

Я считаю, что нужно. Знание канонов помогает понять, какие у него есть права и обязанности. Кроме того, церковные каноны еще и очень полезны в обычной жизни.
Например, жизнь новорожденного малыша висит на волоске и его надо срочно крестить. Может ли это сделать сама мама в роддоме, и если может (и в самом деле это так), как ей это сделать правильно, чтобы таинство Крещения в самом деле совершилось? Или вас пригласили стать крестным. Что с канонической точки зрения это означает, какие обязанности у вас появляются? Множество сложных вопросов связано с таинством Брака. Например, можно ли с канонической точки зрения венчаться с инославным или иноверным?

Что в таком случае стоит прочитать мирянину? Где он может узнать о своих правах и обязанностях в Церкви?

В последние годы неоднократно переиздавался прекрасный курс лекций по каноническому праву протоиерея Владислава Цыпина. Если говорить об ознакомлении с источниками, следует начать с изучения уже упоминавшейся выше «Книги правил». Современные нормативные акты нашей Поместной Церкви (например, ее Устав и различные частные положения) публикуется на ее официальном сайте patriarchia.ru, а пять лет назад Издательство Московской Патриархии приступило к публикации многотомного собрания документов Русской Православной Церкви.

Обсуждение названных проблем читателями сайта и сделанные ими предложения можно обобщенно изложить следующим образом.

1. Существует широкий разрыв между внутренним благочестием немногих и внешним следованием обрядам у большинства.

2. Налицо утрата значительной частью народа чувства Священного и благоговения перед ним. Отсюда столь широкая практика профанного употребления Священного вообще и священных изображений в частности. Равнодушие к святыне, даже по умолчанию, порождает кощунство.

3. Для предотвращения профанирования священных изображений необходимо, чтобы священноначалие Русской Православной Церкви приняло административные меры в церковной среде, а государство законодательно оградило христианские святыни от поругания.

4. Церковь должна монополизировать продажу всех товаров, так или иначе затрагивающих христианство. И в то же время очень строго подойти к выпуску всей продукции и к ее продаже. Все СМИ и другие организации должны испрашивать церковного благословения на публикацию святых образов и т.д.

5. Необходима церковная цензура в отношении правомерности использования священных изображений в православных печатных изданиях (книгах, журналах, газетах), в фильмах, на православных выставках и т.п. Те, кто занимается изданием печатной продукции и ее распространением, должны понимать свою меру ответственности за недолжное употребление священных изображений.

6. Государство должно принять закон, регулирующий использование священных изображений и православной символики в товарной продукции.

7. Необходимо просвещение церковного народа и номинальных православных (проповеди на приходах, вечерние школы и т.п.).

8. Церковные приходы и монастыри должны оказывать содействие прихожанам в части благочестивой утилизации освященных предметов и предметов со священными изображениями по истечении их срока годности, прихода в ветхость, негодность и т.п., то есть принимать от прихожан названные предметы для сжигания в церковных печах.

9. Священноначалие должно соборным актом (Архиерейского или Поместного Собора) определить допустимые и недопустимые формы использования священных изображений в Церкви.

10. В то же время нужно соблюдать меру и не превращать борьбу за чистоту Православия (в части почитания икон) в новое иконоборчество.

Поскольку Церковь у нас отделена от государства, то требовать от него больше, чем оно уже сделало, когда после недавних скандалов ужесточило наказания за оскорбление чувств верующих, вряд ли возможно. От «внешних» коммерческих структур Церковь тоже вряд ли что сможет потребовать. Но мы можем больше спросить с самих себя. Ведь это церковные и монастырские магазины продают браслеты с иконами Богородицы, книги и журналы, на обложках которых помещены иконы. Это православные издательства из самих благих намерений неумеренно и не всегда обдуманно используют иконы для украшения своей продукции. Обращение в быту с такими товарами ведет к невольному поруганию святых образов (на прилавках на лики Спасителя и святых кладут другие предметы и даже деньги; читатель, беря в руки такую книгу или журнал, вынужден касаться святых ликов ладонями и пальцами, что мы не позволяем себе делать с иконой; читая книгу с иконой на обложке, мы вынуждены истирать святой лик о поверхность стола и т.д. и т.п.).

Напомним, что из определения VII Вселенского Собора (787), утвердившего догмат иконопочитания, следует, что священные изображения должны размещаться в достойных местах, на долговечных материалах, их должно чествовать каждением фимиама и возжжением свечей. Лицезрение священного изображения возводит ум верующего от образа (иконы, фрески, мозаики) к первообразу - к Личности (Ипостаси) Христа, Богородицы, ангелов, святых угодников. Поэтому любое неблагочестивое и оскорбительное действие по отношению к священному изображению также восходит к первообразу, в том числе к Божественной Личности Спасителя и Его Пречистой Матери. Именно так расцениваются православными верующими кощунственные действия современных иконоборцев в отношении Креста, икон, православных храмов, именно поэтому они вызывают законное возмущение и противодействие христиан.

Очевидно, для того, чтобы не допустить превращение священных изображений в простой элемент дизайна, то есть для предотвращения профанации Священного, необходимо принять в самой Церкви определенные административные меры. В первую очередь нужно разобраться с теми нормами, которые в церковном праве регулируют отношение человека к Священному.

До 1917 года практическими источниками действовавшего в Русской Церкви права, кроме канонов и правил святых апостолов, Вселенских и Поместных соборов и святых отцов служили также: Духовный регламент, Высочайшие указы и определения Святейшего Синода, Устав духовных консисторий, Устав о цензуре и печати, Свод законов Российской империи в тех статьях, которые касались церковных дел и церковного управления. Поэтому будет полезно обратиться к истории вопроса.

Законы Российской империи в защиту Священного

Специалист по церковному праву, заслуженный профессор и магистр СПбДА протоиерей Василий Певцов пишет, что в церковном уставе и гражданском законодательстве Российской империи существовали особые нормы по защите сакрального (храмов, богослужения, священных предметов), в том числе постановления о святых иконах, которые касались правил их написания, торговли, обращения с ними в церквях и частных домах.

В Российской империи обязанность пресекать преступления против сакрального вменялась всем должностным лицам государства

В православной Российской империи обязанность пресекать преступления против сакрального вменялась всем должностным лицам государства. «Устав о предупреждении и пресечении преступлений» начинался словами: «Губернаторы, местные полиции и вообще все места и лица, имеющие начальство по части гражданской или военной, обязаны, всеми зависящими от них средствами, предупреждать и пресекать всякие действия, клонящиеся к нарушению должного уважения к вере или же общественного спокойствия, порядка, благочиния, безопасности и личной безопасности имуществ, руководствуясь как данными им наказами и инструкциями, так и правилами, в сем Уставе определенными» (ст. 1). При этом указывалось, что «правила сего Устава распространяются равномерно на все вообще состояния людей в государстве» (ст. 2).

Первый раздел «Устава» называется: «О предупреждении и пресечении преступлений против веры». В соответствии с ним, по гражданскому законодательству империи, «все должны в церкви Божией быть почтительными и входить в храм Божий с благоговением…» (ст. 3), а «пред иконами стоять так, как благопристойность и святость места требуют» (ст. 6). «Во время совершения службы никаких разговоров не чинить, с места на место не переходить и вообще не отвращать внимания православных от службы ни словом, ни деянием или движением, но пребывать со страхом, в молчании, тишине и во всяком почтении» (ст. 7). «Во время совершения Божественной службы запрещается прикладываться к чудотворным местам и иконам, но исполнять сие пред начатием или по окончании службы» (ст. 8).

Профессор В.Г. Певцов добавляет, что «в 1742 году было распоряжение Сената, которым назначались особые сборщики для взимания штрафа с разговаривающих во время литургии». Мир и тишину в храме должна была охранять местная полиция (Устав, ст. 10), а духовенству вменялась забота о благоговейном поведении прихожан (ст. 11). За отступления от правил о порядке и тишине в церквях виновные подвергались взысканию (ст. 12).

По Соборному уложению (1649) царя Алексея Михайловича, за бесчинство во время Литургии, прервавшее ее совершение, положена была смертная казнь

Сейчас участились случаи, когда в православные храмы врываются хулиганы (атеисты, сатанисты, иноверцы, «артисты» и «артистки») и прерывают богослужение. Вероятно, были таковые и в старину. Поэтому в Уставе говорится, что о случаях, связанных с прерыванием богослужения или его прекращением из-за чьих-либо действий или слов, производящих соблазн, духовное начальство должно немедленно доносить Святейшему Синоду и делать представления светской власти, которая сурово наказывала виновных (ст. 13). О важных происшествиях в церквях доносили Государю Императору (ст. 14). По Соборному уложению (1649) царя Алексея Михайловича, за бесчинство во время Литургии, прервавшее ее совершение, положена была смертная казнь . Очевидно, что суровость такой нормы определялась должным отношением наших предков к сакральному: в Православной Церкви нет ничего более священного, чем Литургия, за которой совершается - преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы.

По церковному и гражданскому законодательству, защита сакрального распространялась на храм и прилегающую к нему территорию. Так, проф. В. Певцов пишет, что Церковь требует от своих членов почтения к храму как к дому Божию (Гангр. 21). Каноны строго осуждают тех, кто небрежно относится к священным местам, (Трул. 97) и тем более тех, кто обращает их в обыкновенное жилище (VII Всел. Собор. 13). Даже сам материал храмов считается священным; поэтому в случае упразднения какой-либо церкви материал церковного здания может быть использован только на приличное употребление (например, на постройку другого священного здания). Не принято также строить других зданий на том месте, где стояла церковь, но водружать крест на месте престола. Каноны (Трул. 76) требуют почтительного отношения и к местности, окружающей храм Божий (запрещается вести внутри церковной ограды торговлю или устраивать непристойные заведения типа корчмы). Гражданские законы запрещали соседство со священными местами неблагопристойных домов и заведений (питейных и игорных и т. п.), а также близкое соседство иноверных храмов и молелен .

Полиция была обязана наблюдать, чтобы «близ церквей, особливо во время службы, не было на улицах крику, драки и вообще никакого бесчинства» (Устав, ст. 15), а «в воскресные или торжественные дни или… храмовые праздники в городах и селениях, прежде окончания в приходской церкви литургии, не были начинаемы игрища, музыка, пляски, пение песен по домам и по улицам, театральные представления и всякие иные общенародные забавы и увеселения, а торговые лавки (исключая тех, в коих продаются съестные припасы и корм для скота) и питейные дома не были открываемы» (ст. 16).

О священных изображениях

Священным изображениям посвящены: особый раздел в церковном праве («О священных вещах») и отдельная глава в гражданском Уставе Российской империи .

Церковные каноны запрещают обыкновенное употребление любых богослужебных принадлежностей («вне алтаря устрояемые»). Особенно строгому осуждению как осквернению святыни подлежит профанное употребление освященных вещей («из числа находящихся в алтаре») (Двукр. 10; Апост. 73).

Как пишет проф. В. Певцов, «самыми употребляемыми - не только в церквах, но и вне их - священными вещами являются святые иконы». Согласно каноническому праву, «иконами называют изображения Ликов Господа Бога, Пресвятой Богородицы, святых Ангелов и прославленных Богом святых людей». По определению VII Вселенского Собора, «иконы должны быть одним из средств к поддержанию, укреплению и выражению истинной веры и благочестия, а именно: а) иконы, как книги, написанные не буквами, а лицами и вещами, должны поучать христиан истинам веры и благочестия; б) они должны поддерживать внимание молящегося, возносить его мысли и чувства к тому, что изображено на них; в) они должны служить свойственному человеческой природе выражению благоговейных чувств молящегося и его любви к изображенным на иконах лицам, проявляющихся через поклонение, лобзание, каждение, возжигание светильников и проч.» . Поэтому Церковь требует, чтобы «иконы были сообразны с таким важным их назначением и по своему содержанию, и по характеру искусства».

Законы Российской империи определяли, как должны быть украшены православные храмы. В Уставе (ст. 99) сказано: «Запрещаются в церквах Православных украшения излишние и не свойственные святости места, нарушающие достодолжное к дому Господню уважение и пристойнейшее для оного благолепие. Нигде по церквам не иметь никаких изображений, кроме святых образов, и самых портретов Его Императорского Величества не поставлять в оных; равномерно не употреблять в церквах православных иконы резные и отливные , кроме распятий искусной резьбы и некоторых других лепных изображений, на высоких местах поставляемых» .

На это проф. В. Певцов замечает, что изваянные и резные иконы не соответствуют характеру иконопочитания, поскольку представляют предмет более чувственным. Живописная же икона лучше способствует возвышению ума от образа к изображаемому предмету. Почитание Господа, Богородицы и святых в виде статуй «всегда было чуждо восточной Церкви еще и потому, что это служило поводом к сближению христианского иконопочитания с языческим богопочитанием и могло бы дать повод к соблазну для людей, склонных к идолопоклонству». Именно поэтому закон запрещал к употреблению резные и литые иконы и в частном употреблении, «в домах» (Устав, ст. 100), за исключением «малых крестов и панагий искусной резьбы» . И вообще дозволялось «лить из меди и олова и продавать в рядах только кресты, носимые на груди» (ст. 101) .

В наше же время почему-то необыкновенно широко распространилась практика установки памятников святым, а также изготовление и повсеместная продажа священных изображений в виде настольных скульптур. С одной стороны, понятно, что после падения атеистического режима обратившиеся к вере скульпторы искали предмет для приложения своих профессиональных способностей и дарований и нашли его в священных изображениях. Но как же тогда быть с церковной традицией? В православной Российской империи устанавливали памятники царям и императорам (как и мы сейчас), но не святым угодникам Божиим. Думается, что Церковь должна бы определиться с этим вопросом, а не отпускать всё на самотек.

Как пишет проф. В. Певцов, Церковь также не должна допускать к употреблению «иконы, писанные по суемудрию », в изображениях которых заключается нечто произвольно измышленное и противное истинам веры, поскольку подобные иконы способствовали бы «распространению заблуждений больше, чем книги». Обращаем внимание на это замечание церковного канониста, сделанное 100 лет назад. «Массовая публика» не читает духовную литературу - ни православную, ни еретическую. На дворе эра «визуальной культуры», почти вся информация поступает современному человеку через образы (фотография, видео, живопись, рисунок). Именно образ впечатывает в его сознание информацию, «знание» о чем-то. Искаженный образ впечатывает искаженное знание помимо его воли, на уровне подсознания. По той же причине Церковь запрещает изображения, «обаяющие зрение, растлевающие ум, производящие воспламенение нечистых удовольствий». Дерзающие делать таковые подлежат отлучению (Трул. 100). Очевидно, что в наше время под эту норму попадают порнография и эротика. К сожалению, именно такие изображения заполонили сейчас информационное пространство (реклама, телевидение, кинематограф, печатные и электронные СМИ).

Канонами запрещается изображать на иконах одни только символические изображения , например вместо лика Иисуса Христа писать агнца или вместо евангелистов - одних животных, которые их символически изображают (Трул. 82). То же запрещали и гражданские законы (Устав, ст. 102). Проф. В. Певцов поясняет, что подобные иконы могут подавать повод к смешению символов с предметами, которые под ними подразумеваются. Однако допускаются символические изображения как поучительные украшения в церквях и на церковных принадлежностях (например, Всевидящее Око, змеи на архиерейских жезлах, символы Заветов).

Есть в Уставе предписания и о качестве иконописания: «Вообще наблюдать, чтоб ни в церквях, ни в продаже и нигде не было икон, неискусно написанных , и тем более писанных в странном и соблазнительном виде. Где иконы таковые усмотрены будут, духовные лица, при содействии местной полиции, немедленно оные отбирают » (ст. 103). Очевидно, что современные нам «иконы» в защиту участниц панк-молебна в храме Христа Спасителя и иные кощунственные «произведения искусства» (типа Распятия Спасителя с головой Микки-Мауса) попадают под эту статью и не могут быть оправданы никакими изощренными «эстетическими» установками авторов и их покровителей.

В примечании к этой статье говорится о постановлении 1759 года: «чтоб иконы искусно были писаны, в Москве и по городам выбрать лучших мастеров и велеть им над такими художниками накрепко надсматривать и неискусною работою икон писать не допускать, а сверх того засвидетельствование в искусстве тех мастеров писать святые иконы в каждом месте первому из духовного чина должно быть поручено от Святейшего Синода».

С одной стороны, подобные юридические нормы вроде бы должны мешать творчеству иконописцев, ограничивая их право на поиск новых выразительных средств и т.п. А с другой - отсутствие запретов и всяких ограничений приводит или к , или к засилию низкопробной продукции. И это особенно опасно, поскольку касается не бытовой, а сакральной сферы, которая действительно требует специальных мер регулирования. Поэтому эта норма имеет непосредственное отношение к современной ситуации, когда в иконописании в угоду неискушенному в богословии иконы и в церковной традиции заказчику распространился кич. Клиент часто недоволен, если икона «бедненько» оформлена - без изобилия позолоты, страз и прочей броской «бижутерии», предназначенной угодить «купеческим» вкусам «новых православных». Какое там «умозрение в красках»! Поэтому истинные иконописцы, относящиеся к иконописанию как к церковному служению, серьезно озабочены будущим отечественного иконописания, а нахлынувшие в новую для них «нишу художественного рынка» «ремесленники» откровенно хвалятся, например, «возрождением» купеческого стиля в иконописании и пренебрежительно отзываются об «уже надоевших» Андрее Рублеве и Феофане Греке. Как бы в ответ таковым проф. В. Певцов пишет, что в Русской Церкви предписывалось писать иконы по древним греческим образцам («подлинникам»). (Чтобы увидеть разницу, достаточно взглянуть хотя бы на репродукции древних икон, а еще лучше прийти в художественный музей: Вологодский художественный музей, Русский музей, зал иконописи Третьяковской галереи. Вглядитесь в русские иконы домонгольского периода, образы кисти Андрея Рублева, Даниила Черного, Дионисия - и вы почувствуете присутствие Божие, действие Его благодати…)

В соответствии с заявленной высокой нормой отношения к иконе законы Российской империи предписывали контроль за качеством икон и священных изображений, соответствие икон канону, контроль за использованием священных изображений в печатной и прочей продукции, а также за употреблением икон в частном быту. В Уставе сказано: «Полициею отбираются и отсылаются, по принадлежности, как эстампы неискусной работы, изображающие Святых, изданные без дозволения установленных мест духовной цензуры, так и доски, коими они напечатаны» (ст. 105). «В селениях и деревнях священники наблюдают, чтобы в домах православных прихожан святые иконы были содержимы во всякой чистоте» (ст. 106).

«Устав о цензуре и печати» (1890) содержал норму (ст. 229), контролировавшую обращение священных изображений в печатной продукции: «Предполагаемые к гравированию или литографированию при книгах духовного содержания или отдельно в виде лубочных картин изображения предметов, относящихся до веры, Христианского Богослужения и Священной Истории, также подлежат рассмотрению духовной цензуры, которая не должна допускать в оных ничего неприличного» . Издательскому совету РПЦ, на который сейчас возложены функции духовной цензуры, следовало бы принять на себя заботу и о должном благочестивом употреблении священных изображений в лицензируемой им печатной продукции, о чем уже говорилось ранее в других публикациях .

Юридические нормы благочестия Российской империи простирались так далеко, что не допускали иноверным приобретать иконы и обладать ими

Юридические нормы благочестия Российской империи в отношении священных изображений простирались так далеко, что не допускали иноверным приобретать и обладать святыми иконами, священными и освященными предметами . Проф. В. Певцов пишет: «Из уважения к иконам наши законы запрещают продавать их с аукциона, если кредитор не примет их в счет уплаты за долг, и отдавать их иноверным (Ук. Сен. 1827 г. 28 Сентября; 11 мая 1836 г.). Нехристианин , получивший святые иконы по наследству, обязан передать их в православную церковь или в руки православных; иначе они должны быть изъяты властью и переданы духовной консистории, в распоряжение духовного начальства. Это правило распространяется и на частицы святых мощей и другие освященные предметы благоговения Православной Церкви (Св. Зак. X. ч. I., ст. 1188-1189)». Для иноверцев существовал также запрет на изготовление и торговлю христианскими освященными предметами: «Лицам нехристианских вероучений воспрещается писание икон, изготовление крестов и других подобных сему предметов чествования христиан, равно как всякая вообще торговля всеми означенными предметами» .

Наконец мы подошли к очень важному пункту о профанном употреблении священных изображений, который был главным объектом внимания в предыдущих публикациях, но не получил достаточного обоснования, а потому рассмотрим его теперь более пристально.

Обыденное употребление священных изображений

Проф. В. Певцов пишет, что «иконы и кресты освящаются по уставу Церкви; но и независимо от церковного освящения, по самому предмету своих изображений , иконы и кресты должны пользоваться подобающим почтением. Поэтому каноническими правилами запрещается начертание изображения креста на местах, попираемых ногами (Трул. 73), что подтверждалось и христианским греко-римским законодательством (Cod. Justin. tit 8)». Эта каноническая норма опирается также на решения VII Вселенского Собора.

В оросе (догмате) VII Вселенского Собора сказано: «Итак, мы определяем, чтобы осмеливающиеся думать или учить иначе, или по примеру непотребных еретиков презирать церковные предания и выдумывать какие-либо нововведения… [и] давать обыденное употребление священным сосудам … таковые, если это будут епископы или клирики, бываемы извергаемы [из сана], если же будут монахи или миряне, были бы отлучаемы [от общения]» . Таким образом, по решению Собора профанное (обыденное) употребление священных сосудов карается для духовенства извержением из сана, а для монашествующих и мирян отлучением от Церкви (то есть от Причастия).

Поясним. В оросе речь идет о профанном употреблении священных сосудов (потиров). С евхаристическими сосудами всё ясно, но должен ли распространяться этот запрет на профанное употребление священных изображений и предметов с ними? Думаем, что так.

В законодательстве Российской империи существовала следующая норма: «Запрещается делать и продавать какие-либо обыкновенные вещи с изображениями священными, как-то: печати и тому подобное» . Проф. В. Певцов поясняет, что закон запрещает делать священные изображения на вещах повседневного житейского обихода, например на посуде, материи для платья, и торговать ими.

Более того, если нечто подобное обнаруживалось на импортных товарах, то, по закону, они подлежали конфискации: «Вывозимые из-за границы фарфоровые и другие вещи в сосудах и прочих изделиях, употребляемые в карманах, на столы и в стенные уборы, если на них представлены страсти Спасителя, Богоматерь и Святые Угодники и всякие другие священные изображения, конфисковать, а провозителей подвергать взысканиям как за провоз запрещенных вещей» .

О текущем моменте

Как справедливо указывает протоиерей Андрей Лобашинский , икона была и остается важнейшим семантическим и духовным знаком христианского взгляда на человека как образ Божий и свидетельством веры Церкви в реальность и очевидность Боговоплощения. Однако сегодня икона из духовного знака и конструктивного элемента храмового и сакрального пространства превращается в обычный культурный артефакт. В обыденном сознании происходит расцерковление Святого образа, его обмирщение и духовное уничтожение как святыни. Икона, вырванная из контекста молитвы и литургического священнодействия, превращается из объекта веры и молитвы в предмет человеческого произвола. Этому способствует и неумеренное тиражирование печатных икон, часто низкого художественного качества, что превращает икону из предмета созерцания и молитвенного предстояния в китчевую составляющую массовой культуры. Масса разнообразной продукции, «оправославленной» священными изображениями, вроде бы призванная помочь церковной миссии и воцерковлению народа, в реальности превращается в мощный фактор формирования современной поверхностной религиозности - Православия-light или «гламурного православия». Становясь предметом коммерции и превращаясь в общедоступную продукцию с грифом «православие», икона всё чаще попадает в неконтролируемую Церковью ситуацию. А расцерковление художественного и общественного сознания провоцирует художников-модернистов на вызывающие арт-акции, которые в свою очередь усиливают обмирщение иконы.

Обмирщение Святого образа привело к тому, что икона, выпавшая из своего литургического пространства и контекста поклонения и молитвы, превращается в секулярном сознании в исторический или идеологический символ, становится объектом глумления, поругания или эксплуатации со стороны светской и антихристианской культуры. Современная богоборческая культура стремится превратить православную икону в явление без реального содержания. И эта попытка может стать успешной, если Святой образ будет подвергаться попыткам вывести его из контекста литургической жизни Церкви.

Таким образом, сегодня отношение к иконе отражает многие проблемы, связанные с массированным обмирщением не только общества, но и самого христианского образа жизни. Если сейчас не остановить подмену подлинного церковного искусства и его творческой силы китчем и безвкусицей, то существует реальная угроза утраты уже нынешним поколением этого бесценного богатства Церкви. Указанные проблемы можно решить, если все мы - верующие миряне, иконописцы, церковная иерархия - станем относиться к церковному искусству как к унаследованному общему богатству, которое мы не имеем права профанировать, но, напротив, можем и обязаны использовать в миссионерских целях как действенное средство проповеди христианской веры.

Трудно не согласиться со словами отца Андрея. От себя добавлю, что, приводя нормы законодательства Российской империи (которые одновременно были и нормами церковного права в то время), я не призываю слепо следовать им сейчас. Но нам полезно их знать и держать в уме как руководство к действию, иметь в виду как вехи, задающие направление нашего движения к упорядочению обращения священных изображений в первую очередь в церковной и - шире - в «православной среде», то есть в сфере «православных товаров и услуг», которые кто только сейчас не производит и не оказывает. Какие порой чудовищные и они принимают, мы говорили в других статьях. Но тогда нам не хватало церковных канонов, правил, патриарших указов, постановлений Священного Синода. Их и теперь еще нет в виде современных действующих церковных норм, но зато мы узнали, что они были в нашей Церкви до катастрофы 1917 года. Мы теперь имеем пример, которому можем следовать или признать его негодным, но, по крайней мере, мы не сидим над «белым листом», пытаясь сходу придумать или найти некое правило, чтобы попросить священноначалие запретить явное богохульство (типа подушек с иконами Богородицы). Мы знаем, что до 1917 года в церковном праве были нормы, опиравшиеся на гражданские законы Российского государства, как когда-то такое было и в Византийской империи. Теперь дело за нашими церковными правоведами и священноначалием. Пора нам создавать современные нормы канонического права в этой болезненно чувствительной сфере.

Это важно еще и потому, что, как показывает юридический анализ современного российского , проделанный Тимофеем Крючковым, объективная оскорбительность того или иного деяния через действие, непосредственным объектом которого является священное изображение, священное пространство и т.п., возможно констатировать судом лишь при условии, что сам церковный народ своим поведением демонстрирует невозможность для себя самого неуважительного или небрежного отношения к священным предметам , понятиям и пространству , в том числе через отношение, запрещенное нормами канонического права. То есть государство предоставит внешнюю защиту лишь тем ценностям, уважение к которым мы безусловно храним сами.

Государство предоставит внешнюю защиту лишь тем ценностям, уважение к которым мы, православные, сами безусловно храним

Об этом и многом другом, что связано с поднятой здесь темой, будет подробно говориться на конференции «Священное в Церкви и обществе - образы, символы, знаки», которая пройдет 28 января 2014 года в Международном фонде славянской письменности и культуры (Москва) в рамках XXII Международных Рождественских образовательных чтений. Но уже сейчас хотелось бы предложить некоторые конкретные меры. А именно, чтобы участники конференции обратились к священноначалию в лице Высшего Церковного Совета и Межсоборного присутствия и ходатайствовали о следующем:

1. Сформировать комиссию с поручением изучить нормы церковно-канонического и гражданского права, относящиеся к регулированию изготовления и использования священных изображений, разработанные до 1917 года и приведенные в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений, в Уставе о цензуре и печати, Указах Священного Синода и в других источниках церковного права. В случае необходимости доработать их, а также разработать новые правовые нормы, соответствующие современным реалиям.

2. Учитывая то обстоятельство, что государственная защита норм канонического права как составного элемента системы права возможна лишь в том случае, если будет очевидно, что его нормы, касающиеся священных предметов, являются безусловными и действующими для самой Церкви , призвать и обязать все синодальные, епархиальные, приходские и другие церковные структуры, монастыри, производственные предприятия РПЦ, православные издательства, а также духовенство и мирян руководствоваться данными нормами канонического права в практической деятельности при изготовлении священных изображений (икон, предметов церковно-прикладного искусства, росписей храмов и т.п.), торговли ими, использовании в храмовом пространстве и в быту.

3. Всем мирянам, духовенству, священноначалию принять во внимание, что отношение к священным изображениям в Церкви должно быть особенно осторожным в любом публичном пространстве, где оно перестает быть объектом религиозного почитания, но превращается в символику, то есть рискует стать объектом вольного и невольного похуления, перенесения на него негативного отношения к Церкви ее противников как на предмет, доступный для выражения своих «чувств», либо просто неуважительного обращения, обусловленного ситуацией (это относится, например, к практике вывешивания священных изображений к празднику на рекламных щитах и т.п.).

4. Дать поручение Комиссии Межсоборного присутствия по вопросам богослужения и церковного искусства проанализировать проблему массового тиражирования полиграфических икон и выработать предложения по сокращению их обращения в церковной среде.

5. Дать поручение Издательскому совету и Синодальному информационному отделу в ближайшее время разработать инструкции, регламентирующие использование священных изображений в издательской продукции (книги, периодические издания, календари и т.п.). Данные инструкции должны применяться при рассмотрении вопроса о предоставлении грифов: «По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла», «Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви», «Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви »; «Одобрено Синодальным информационным отделом Русской Православной Церкви» и т.д.

6. Дать указание Синодальному информационному отделу, органам церковных и православных СМИ, монастырям, приходскому духовенству принять меры по распространению знаний среди верующих и всего общества о правилах почитания священных изображений и благочестивого обращения в быту с предметами религиозного поклонения и почитания (иконы, кресты, распятия, Библии и т.д.).

7. Создать в структуре Московской Патриархии особый орган , уполномоченный контролировать выполнение правил торговли иконами и предметами церковно-прикладного искусства в церковных магазинах (приемы и способы благочестивого хранения, размещения на торговых площадях и обращения с продукцией, имеющей священные изображения или представляющей собой предметы религиозного поклонения и почитания, - иконы, кресты, распятия, Библии и т.п.).

8. Создать орган общецерковной цензуры для продукции церковных художеств, который будет контролировать, чтобы иконы и предметы церковно-прикладного искусства соответствовали требованиям, предъявляемым Церковью к священным изображениям (ее догматами, юридическими и художественными канонами).

9. Создать экспертную церковную комиссию , которая будет контролировать соответствие канонам церковного искусства, профессиональную квалификацию мастеров, художественное качество написания икон и исполнения росписей, а также их соответствие архитектурному пространству вновь возведенного или восстановленного храма.

10. Создать общецерковную аттестационную комиссию , уполномоченную аттестовывать иконописцев с присвоением им соответствующей квалификации и выдачей документа, ее подтверждающего. Создать также епархиальные аттестационные комиссии и подчинить их общецерковной.

11. Поручить особой комиссии выработать общеприемлемое церковное решение по вопросу об использовании и утилизации многотиражных полиграфических изображений христианских святынь и символов, другой продукции, имеющей священные изображения, а также освященных предметов.

Цена догмата (вместо заключения)

Все догматы Православной Церкви выстраданы ею и обильно политы кровью мучеников и исповедников. Так было с догматом о Божественном достоинстве Второй Ипостаси Святой Троицы - Сына Божия (против ариан). В начале IV века в Константинополе ариане собрали всё православное духовенство на одном корабле, вывели его в море и подожгли.

За богословское обоснование догмата о двух волях во Христе (Божественной и человеческой) и его твердое исповедание перед лицом императора преподобному Максиму по приказу православного монарха и с одобрения православного патриарха отсекли правую руку и отрезали язык. Через несколько лет святой умер в ссылке, навеки оставшись в церковной памяти под именем Максима Исповедника. За тот же догмат был отправлен в ссылку и умер там папа Римский Мартин Исповедник (храм в его честь есть в Москве).

Не является исключением и догмат иконопочитания.

При императоре-иконоборце Константине Копрониме, прозванном Навозник (741-775), на сами иконы и их почитателей обрушились самые жестокие гонения, сравнимые только с гонениями Диоклетиана на христиан. Император пожелал также подвести под «новую веру» богословское учение. В 754 году в Константинополе 338 «православных» епископов - участников Лжевселенского иконоборческого собора, проголосовали за «догмат», провозглашающий анафему всякому, кто «дерзнет устроить икону, или поклоняться ей, или поставит ее в церкви или в собственном доме, или же скрывать ее», поскольку «всякая икона… заслуживает презрения». Ослушники подпадали и под действие гражданских законов империи .

На защиту почитания икон встал православный народ и его наиболее ревностная часть - монашество. Именно на монахов обрушились жесточайшие гонения императоров-иконоборцев: им разбивали голову, издевательски положив ее на икону; топили в море, зашив в мешки; иконописцам жгли руки ; монахов под угрозой ослепления и ссылки заставляли нарушать обеты и вступать в брак; засекали бичами на ипподромах (как Андрея Калавита, 762 г.); казнили за отказ топтать ногами образ Богоматери (как игумена Иоанна); урезали носы и уши, выкалывали глаза, отсекали руки, сжигали бороды и лица, закапывали живьем в землю… В правление императора-иконоборца Константина Копронима само монашество было объявлено преступлением, и по такому обвинению защитник икон святой Стефан Новый был забит до смерти на улицах Константинополя в 767 году, а за год до этого за сочувствие отправленному в ссылку святому Стефану были казнены 19 архонтов (высокопоставленных лиц империи) . Монастыри разрушались или отводились под солдатские казармы, братия рассеивалась и массово эмигрировала в Западную часть империи.

Уже после VII Вселенского Собора (787) при очередном императоре-иконоборце Льве V Армянине (813-820) бескомпромиссный и бесстрашный преподобный Феодор Студит исповедник (758-826), автор «Опровержений» («Antirrhetica») и других произведений в защиту икон, переводился из одной тюрьмы в другую, терпя поругания и мучения. Его избивали до такой степени, что тело начинало гнить; заключенный и также мучимый вместе с ним его ученик святой Николай ножом отрезал сгнившие куски .

Во время последней вспышки иконоборчества при очередном особо жестоком гонителе икон императоре Феофиле (829-842) преследования обрушились и на иконописцев: их заставляли отрекаться от икон, плюнув на них и растоптав ногами. Твердых в вере убивали, или сжигали им руки. Так, известного изографа Лазаря бросили в тюрьму и после безуспешных увещаний вложили в руки раскаленное железо. Но после освобождения из тюрьмы своими сожженными руками он написал икону святого пророка Иоанна Предтечи, а позже знаменитый образ Спасителя. Ученые братья монахи Феодор и Феофан, исповедники, за защиту иконопочитания были жестоко избиты, а на их лицах вырезали издевательскую надпись, за что они получили наименование «Начертанные». Братья были отправлены в ссылку, где Феодор умер, Феофан же позже вернулся и еще послужил Церкви как митрополит, когда Православие окончательно восторжествовало в империи .

Иными словами, наше право почитать иконы куплено «дорогою ценою» (1 Кор. 6: 20), которая есть кровь и страдания праведников за веру. И потому тем больший спрос с нас за то, как мы сами относимся к священным образам и что мы позволяем в отношении них делать «внешним».

Очевидно, что мы теперь вступили в очередной (со времен советской власти) период иконоборчества, когда война против религиозных святынь используется в нечистоплотной политической борьбе, когда священные изображения и христианские святыни (поклонные кресты, иконы, реликварии и др.) открыто поругаются и уничтожаются вандалами в православных храмах, на улицах наших городов и сел, подвергаются бесчестию под видом «современного искусства» на провокационных и кощунственных выставках, в быту (в виде рисунков и маек в защиту участниц «панк-молебна» и т.п.), а также оскорбляются неявно профанацией священных изображений путем их неограниченного тиражирования и низведения до рекламы «православных товаров и услуг», этикеток, листовок, открыток, оберток, обложек, подложек, закладок и т.п.

Так не пора ли и нам - всему церковному народу и монашеству как самой ревностной его части, - взяв пример с мучеников и исповедников за святые иконы VIII-IX веков, встать на защиту святых образов и остановить их явное и неявное поругание, творимое злонамеренно или по неведению?

Пришло время и нам постоять за святые иконы, за догматы нашей веры, за нее саму и ее чистоту.

Каноны — это основные церковные законы, которые составляют фундамент действующего в Церкви права, причем одинаково во всех поместных Православных Церквах во все века церковной истории. Со времени, когда окончательно сложился канонический корпус Церкви, с 883 г. (это год издания Номоканона Патриарха Фотия в XIV титулах), Церковь не добавила в него ни одного нового канона и ни одного из него не исключила. Таким образом, сама история Церкви поставила каноны так высоко, что у нас есть основания говорить о неизменности тех основ церковного права, которые в этих канонах содержатся. Известный и весьма авторитетный православный богослов архимандрит Юстин (Попович) писал даже: "Святые каноны — это святые догматы веры, применяемые в деятельной жизни христианина, они побуждают членов Церкви к воплощению в повседневной жизни святых догматов — солнцезрачных небесных истин". О высоком месте канонов в Предании Церкви говорит и то обстоятельство, что VII Всел. Собор в правиле, посвященном образовательному цензу кандидатов во епископы, поставил их рядом со Священным Писанием: "Всякому имеющему возведену быти на епископский степень, непременно знати Псалтирь, да тако и весь свой клир вразумляет поучатися из оныя. Такожде тщательно испытовати его митрополиту, имеет ли усердие с размышлением, а не мимоходом, читати Священные правила и Святое Евангелие, и книгу Божественнаго Апостола, и все Божественное Писание".

Но утверждая высокий авторитет и неприкосновенность канонического корпуса для ревизии, мы не можем одновременно настаивать на том, что все нормы права, заключенные в канонах, действуют или должны действовать в любое время и в любом месте по своему буквальному смыслу. Хорошо известно, что дисциплина наказаний, содержащаяся в правилах, была в реальной епитимийной практике основательно реформирована уже в ранневизантийскую эпоху, когда стали применяться при назначении епитимий не канонические сроки отлучения от Причастия, а те, что предлагаются в покаянном Номоканоне Патриарха Иоанна Постника, содержащем несравненно более мягкие санкции, хотя Номоканон Иоанна Постника не был включен в основной канонический свод и в иерархии авторитетных источников церковного права он стоит ниже канонов. Его рассматривают не более, чем как дополнение к основному каноническому корпусу. Впоследствие дисциплина прещений по отношению к мирянам продолжала эволюционировать в сторону смягчения, так что у нас, в Русской Церкви, в XVIII веке отлучение от причастия кающихся грешников на длительные сроки было положительно воспрещено высшей церковной властью под угрозой извержения из сана, но при этом, разумеется, никто не отменял сами каноны, содержащие запрещенные к практическому употреблению в церковно-судебной практике санкции.

Ситуация парадоксальная, побуждающая нас к углубленному размышлению о статусе канонов в Церкви. Радикально простые решения — либо объявить всякое неприменение буквы правил злоупотреблением и, скажем, применительно к практике церковных наказаний настаивать на необходимости отлучения от причастия кающихся грешников, согласно правилам, на 7, 10, 15 или 20 лет, либо видеть в канонах только памятник христианской письменности и церковной истории и совершенно не считаться с ними в реальной церковной жизни, — представляется одинаково не разумным, не церковным и неприемлемым подходом к проблеме.

Дело в том, что каноны по сути своей представляют приложение неизменных и вечных непогрешимых основ христианского нравственного учения и экклезиологических догматов, содержащихся либо прямо либо implicite в их текстах, к изменяющейся церковной жизни. Поэтому во всяком каноне можно обнаружить, с одной стороны, укорененность в неизменном догматическом учении Церкви, а с другой, — каноническая норма всегда актуальна и следовательно обусловлена исторически конкретной ситуацией, связана с обстоятельствами церковной жизни, которые имели место в момент издания правила и которые впоследствии могли измениться. Таким образом, в идее всякого канона содержится неизменный, догматически обусловленный момент, но в своем конкретном и буквальном смысле канон отражает и преходящие обстоятельства церковной жизни.

Каноны отмене не подлежат, но это не значит, что правовые нормы, установленные в них, абсолютно неизменны. При этом уместную гибкость в подходе к нормам канонов можно обнаружить в текстах самих правил. Так, 37 Апост. прав. предусматривает, чтобы епископы каждой области собирались на собор два раза в году, а в 8 прав. Трулл. Соб. отцы, ссылаясь на набеги варваров и иные случайные препятствия, вводят новую норму — созывать соборы один раз в год. Означает ли это, что 8 прав. Трулл. Соб. отменило 37 Апост. прав. Нет, не означает, ибо созыв собора дважды в год по-прежнему рассматривается как желательное дело, но ввиду возникших затруднений устанавливается новый порядок. Но делать при этом вывод, что канонический порядок соблюдается только в тех случаях, когда соборы созываются два раза или единожды в год, было бы тоже каноническим буквализмом. Очевидно, что когда в связи с укрупнением Поместных Церквей, в связи с образованием Патриархатов соборы стали созываться еще реже, это не было отступлением от канонических принципов, ибо принципиальная и неизменная экклезиологическая идея 37 Апост. и 8 прав. Трулл Соб. заключается в соборности, а конкретная периодичностть в созыве соборов может, если руководствоваться примером отцов Трулльского Собора, устанавливаться с учетом обстоятельств своего времени, которые не остаются на века одними и теми же.

Канон может оказаться неприменимым в связи с исчезновением того церковного института, который в нем упомянут. Так, в 15 прав. Халк. Соб. определен возрастной ценз для поставления в диакониссы — 40 лет. С исчезновением чина диаконисс правило, естественно, перестало применяться по своему буквальному смыслу. Тем не менее оно осталось в каноническом корпусе, и значит, в нашей Книге правил. И более того, оно содержит в себе некий экклезиологический принцип, который не утратил практического значения в связи с исчезновением института, о котором в правиле идет речь. Например, оно может служить отправной точкой в рассуждении церковной власти об установлении возрастной границы для назначении женщин на какие-либо церковные должности.

Некоторые из канонов носят характер частных определений, и уже поэтому по буквальному тексту они не применимы ни в каких других случаях, кроме тех, по которым были изданы: так, 4 прав. II Всел. Соб. гласит: "О Максиме Кинике и о произведенном им безчинии в Константинополе: ниже Максим был, или есть епископ, ниже и поставленные им на какую бы то ни было степень клира, и соделанное для него, и соделанное им, все ничтожно". По своему буквальному смыслу этот канон неприменим с тех пор, как улажена была ситуация с захватом Константинопольской кафедры Максимом Киником, ибо его текст формулирует состоявшееся судебное решение по конкретному делу. Но с учетом всех обстоятельств дела Максима Киника из этого канона выводятся исключительно важные экклезиологические принципы, в частности, недопустимость поставления епископа на уже занятую кафедру. Таким образом, правило это действует в Церкви на основании прецедентного принципа, и применяется по аналогии.

Исходя из приведенных примеров мы можем сделать вывод, что, несмотря на историческую изменяемость действующих в Церкви правовых норм, несмотря на то, что ряд канонов неприменим вообще в буквальном смысле, а буквальное применение других недопустимо ввиду радикально изменившихся в сравнении со временем их издания обстоятельств, святые каноны неизменно сохраняют свое значение критерия церковного законодательства и фундаментальной основы церковного правосознания. Каноны всегда дает ключ к правильной ориентации в актуальных проблемах церковной жизни.

Компетенция Соборов, их состав

Одна из таких проблем связана с уточнением компетенции Архиерейских и Поместных Соборов. В настоящее время Русская Церковь ожидает созыва Архиерейского Собора. В связи с тем, что предполагался созыв нового Поместного Собора, участи церковной общественности возникли опасения, что предстоящий Архиерейский Собор не будет компетентен принять решения, какие мог бы принять Поместный Собор. Если исходить из концепции ныне действующего Устава об управлении Русской Православной Церкви, то в нем, несомненно, Архиерейский Собор поставлен в подчиненное положение по отношению к Поместному Собору. Но канонически Архиерейский Собор имеет ничем не умаленную полноту власти в Поместной Церкви.

Каноны по существу дела знают исключительно собор епископов области, другими словами, поместной Церкви. Так, 19 прав. IV Всел. Соб. гласит: "Посему определил святый собор, согласно правилам святых отец, чтобы в каждой области епископы дважды в году собиралися во едино, где назначит епископ митрополии, и исправляли все, что откроется". Как уже сказано ранее, 8 прав. Трулл. Соб. изменило периодичность в созыве соборов, но нисколько не коснулось их состава: "Но как по причине набегов варваров, и по иным случайным препятствиям, предстоятели церквей не имеют возможности составляти соборы дважды в году, то разсуждено: для могущих, как вероятно, возникати церковных дел, в каждой области, всемерно быти собору вышереченных епископов единожды в лето". Тот же исключительно архиерейский состав собора предусмотрен в 6 прав. VII Всел. Соб. и 14 прав. Карф. Соб. В 27 прав. Карф Соб. речь идет о том, чтобы на соборах Африканской Церкви, епископат которой был особенно многочисленным — насчитыывая многие сотни архиереев, каждая митрополия была представлена не всеми епископами, но особыми представителями, при этом, конечно, непременно в епископском сане: "Подтвердити подобает на сем святом соборе, чтобы по правилам Никейского собора ради цековных дел, которыя не редко отлагаются со вредом для народа, каждогодно был созываем собор, на который бы все, занимающие первыя в областях кафедры, присылали от своих соборов двух, или сколько изберут, епископов, в местоблюстители, дабы составившееся таким образом собрание могло иметь совершенное полномочие". Об исключительно епископском составе соборов говорят также 14, 87, 141,142 прав. Карф. Собора. 40 прав. Лаод. Соб. гласит: "Епископам, на собор призываемым, не подобает небрещи, но ити и вразумляти, или вразумлятися ко благоустроению церкви, и прочаго. Аще же пренебрежет таковый, то сам себе обвинит: разве аще по болезни останется". Одним словом, всюду, где в канонах идет речь о соборе, подразумевается собор архиерейский. Каноны не предусматривают соборов, в которых бы участвовали пресвитеры, дьяконы и миряне.

Вопрос о составе собора обсуждался у нас в церковной печати в начале ХХ века, когда в 1905 г. подготовка к созыву Собора стала главной церковной темой. Тогда по этому вопросу обнаружились разногласия. В Петербурге образовалась "группа 32" священников, провозгласившая задачу обновления самых основ церковной жизни. Эта группа потребовала в записке, опубликованной в "Церковном вестнике" 17 марта 1905 г., широкого представительства на предстоящем Соборе клириков и мирян и чтобы при этом клирики и миряне получили на Соборе равные права с епископами. В данной тенденции откровенно проявились сословно-партийные интересы обновленцев, стремление закрепить побольше прав и привилегий за белым духовенством за счет епископата и монашества; монашествующих не епископов представители "группы 32" вообще считали нецелесообразным и даже неканоничным призывать на Собор. "Не считая правильной мысль, что первый Собор, по встречающимся для совершенной организации его затруднениям, может состоять из одних только епископов, мы полагаем, что он-то, прежде всего, и должен обладать характером всецерковного представительства, — утверждалось в записке "группы 32", поданной митрополиту Петербургскому Антонию (Вадковскому) в мае 1905 г., — двухсотлетнее отсутствие соборов и современное положение высшей иерархии, не избираемой, как встарь, самими церквами, то есть клиром и народом самих вдовствующих церквей, обязательно требует участия на соборах низшей иерархии и мирян".

Обновленцы пугали своих оппонентов церковным расколом, который произойдет, если их требования о равноправном участии клириков и мирян в Соборе не будут приняты. "Епископы выработают и утвердят на соборе проект устроения; но решение их не получит силы только от того, что оно будет единогласным желанием всех епископов. Церковь скажет или, по крайней мере, может сказать, что не одобряет такого устроения дел, не желает его и признает не соответствующим ни действительным ее потребностям, ни хранимому ею Преданию. Права или не права будет эта, невольно отрешенная от епископов Церковь, но раскол произойдет", — писал член "Братства ревнителей церковного обновления" Н.П. Аксаков.

Совершенно противоположных убеждений о характере предстоявших преобразований высшей церковной власти придерживался архиепископ Антоний (Храповицкий) (впоследствии митрополит). "Епископы, — писал он тогда, — имеют над собой не только Патриарха, но и изъявляют готовность подчиниться митрополитам (архиепископ Антоний исходил из проекта учреждения в Русской Церкви митрополичьих округов — В. Ц.). Власть Патриарха получит ведь только один, а остальные сделаются его послушниками: семеро (имеются в виду митрополиты, стоящие во главе митрополичьих округов) непосредственными, а прочие 92 — послушниками митрополита. Это столько же похвально со стороны епископов, сколько полезно для Церкви, ибо при ослаблении общей церковной дисциплины необходима твердая власть и над всеми нами". Архиепископ Антоний выступал за исключительно епископский состав ожидаемого Собора. В том же духе был составлен доклад Святейшего Синода, представленный Государю в 1905 г.

С глубоким разбором вопроса о составе Поместного Собора выступил в печати архиепископ Финляндский Сергий (будущий Патриарх). Он писал: "Можно ли, стоя на строго канонической точке зрения, утверждать, что клирики и миряне имеют право, наравне с епископами, участвовать с решающим голосом в областных соборах. Ответ может быть только отрицательный. Что клир и миряне обязательно присутствовали на соборах и что некоторые из них принимали в рассуждениях собора самое замечательное участие, это правда... Но сказать, чтобы таков был закон церковный, обязательный для всех, чтобы этого требовали правила Св. Апостол и Св. Вселенских и Поместных Соборов... невозможно. "Книга правил" не содержит никаких узаконений для участия клира и мирян в областных соборах и, напротив, — всюду, где говорит о соборах, — говорит только об епископах и никогда о пресвитерах, клириках и мирянах". Однако ради согласия и церковного мира архиепископ Сергий считал допустимым призвать для участия в предстоящем Соборе клириков и мирян: "Но, — отмечал он, — нужно поставить это участие так, чтобы оно не разрушало... основного принципа канонического строя". Для этого он предлагал ввести в положение о Соборе такое условие: "Всякое постановление общего Собора, достигнуто ли оно путем голосования или без него, получает силу закона, но может быть опротестовано, с указанием мотивов и передано на рассмотрение Собора одних епископов. Если постановление имеет характер догматико-канонический, для протеста достаточно одного голоса, кому бы он ни принадлежал. Во всех остальных случаях необходимо, чтобы протест был заявлен или поддержан не менее как одной четвертью всех присутствующих".

Епископат в целом стоял тогда на канонически здравых позициях, выраженных в выступлениях архиепископов Антония и Сергия. Реальная конструкция Поместного Собора 1917-1918 гг. в целом соответствовала проекту, обозначенному в брошюре архиепископа Сергия. На Собор были призваны и епископы, и клирики, и миряне, но принятие решений на нем было поставлено под контроль Епископского совещания.

В связи с изложенными выше канонически безупречными аргументами архиепископа Сергия необходимо подчеркнуть, что правомочность решений Поместного Собора обусловлена санкцией на них со стороны участвующего в Соборе епископата Поместной Церкви. Этот принцип до известной степени отражен в ныне действующем Уставе. В нем содержится положение о том, что все архиереи — члены Собора — составляют Архиерейское Совещание. Оно созывается Председателем Собора, Советом Собора или по предложению 1/3 архиереев. В его задачу входит обсуждение тех постановлений, которые особенно важны и вызывают сомнение с догматической и канонической точки зрения. Если решение Собора отвергается 2/3 присутствующих архиереев, оно повторно выносится на соборное рассмотрение. Если же и после этого 2/3 архиереев его отвергнут, оно теряет силу.

Представляется однако, что настоящее положение Устава не дает епископату полноты контроля за ходом соборных деяний. Ведь отменить решение, принятое Собором в полном составе, в соответствии с ним могут только 2/3 архиереев, даже если принятое решение прошло простым большинством хотя бы и в один голос. А 2/3 епископов минус один голос будут, при соблюдении установленной процедуры, бессильны отменить решение, представляющееся им неправомерным, неканоничным или не служащим ко благу Церкви. В настоящее время подобный риск не может считаться чисто теоретическим.

Поместный Собор 1917-1918 гг. известен самым широким участием в обсуждении всех стоявших перед ним вопросов клириков и мирян, между тем ход соборных деяний поставлен был на нем под более эффективный архиерейский контроль. Соборный устав предусматривал особую ответственность епископата за судьбу Церкви. Вопросы догматического и канонического характера, согласно идеям, высказанным в свое время архиепископом Сергием, после их рассмотрения полным составом Собора подлежали утверждению на Совещании епископов, ибо им, по учению преподобного Иоанна Дамаскина, вверена Церковь. При этом Совещание епископов не возвращало документ на повторное рассмотрение полным составом Поместного Собора, но вносило в него какие считало необходимыми поправки и принимало определения в окончательном виде. По существу дела законодательные полномочия Совещания епископов при Соборе 1917-1918 гг. были выше, чем полномочия самого полного состава Собора, и принцип полноты ответственности епископата за Церковь сохранялся в полную меру при том, что количественно на Соборе архиереи составляли менее одной пятой его участников.

Соответствующее изменение, ориентированное на устав Собора 1917-1918 гг. могло бы быть внесено в действующий "Устав об управлении Русской Православной Церкви" самим Архиерейским Собором, как уже ранее Архиерейские Соборы вносили другие изменения в "Устав". В этом случае появились бы надежные гарантии сохранения каноничной полноты ответственности епископата за Церковь при любом составе Поместного Собора.

Церковное судопроизводство

В 1 примечании к "Уставу об управлении Русской Православной Церкви" говорится о том, что "в качестве приложения к… Уставу должна быть составлена "Процедура церковного судопроизводства". Регламента такой процедуры действительно не хватает, существует однако и такое расхожее мнение, что неотложной задачей Русской Церкви является не только принятие "Процедуры", но и учреждение органов судебной власти, которых будто бы у нее нет. Между тем это, конечно, не так. "Устав об управлении Русской Православной Церкви" наделяет судебными полномочиями Поместный и Архиерейский Соборы, Св. Синод и Епархиальный совет во главе с правящим архиереем, и эти органы реально действуют, принимая и самые ответственные решения, в том числе об извержении из сана и даже об анафематствовании. Но дело тут, видимо, не в простом недоразумении. По существу, ставится вопрос об учреждении отдельных специально судебных органов.

Но правомерно ли их существование? Здесь уместен исторический экскурс. Уже в конце 1860 гг. обер-прокурором Св. Синода графом Д.А. Толстым был поднят вопрос о реформе церковного суда. О нецерковном подходе обер-прокурора к задуманной реформе говорит сама формулировка вопроса: не надлежит ли и церковные суды перестроить сообразно тем началам, на которых преобразована судебная часть по гражданскому, военному и морскому ведомству, — будто у Церкви нет своих собственных законов — канонов, независимых от государственного права. В проекте Д.А. Тостого речь шла об учреждении отдельных церковно-судебных инстанций, причем низшую судебную инстанцию должны были составить епархиальные суды, по нескольку в каждой епархии, в качестве судей в них предполагалось назначать священников властью епархиального архиерея. Второй, апелляционной инстанцией должен был стать духовно-окружной суд, один на несколько епархий, судьи которого избирались бы в епархиях и утверждались епископами. Третью инстанцию должно было составить Судебное отделение Св. Синода, в которое бы входили епископы и священники, назначаемые Императором. И наконец четвертую, высшую инстанцию должно было представлять совместное Присутствие Св. Синода и его Судебного отделения. Таким образом, в формирование судебных органов включалось на уровне второй инстанции выборное начало, в процедурном отношении новые церковные суды должны были руководствоваться примером реформированных гражданских судов, включая суд присяжных с их состязательным началом.

Эти идеи вызвали единодушно резкую критику со стороны епископата, усмотревшего в предложенном проекте угрозу богозданному строю Церкви Христовой и настаивавшего на сохранении в неприкосновенности канонической монополии епископата на судебную власть в Церкви. Навстречу пожеланиям правительства, которое представлял обер-прокурор, готовы были пойти только два архиерея из всего российского епископата. Архиепископ Волынский Агафангел (Соловьев) в своем отзыве на проект назвал одного из них, епископа Псковского Павла (Доброхотова), "Иудой предателем". Ни один другой проект правительства в сфере церковной политики не встречал со стороны Священноначалия в синодальную эпоху столь жесткого и единодушного сопротивления. Инициатору судебной реформы пришлось отказаться от своего антиканонического замысла.

В самом деле, Церковь столкнулась тогда с посягательством на фундаментальные основы своего канонического строя. Если мы обратимся к правилам, в которых речь идет о церковно-судебной власти, то во всех них обнаружим, что носителем ее являются либо лично преемники апостолов — епископы, либо епископские соборы. Вся полнота судебной власти в епархии, по канонам, сосредотачивается в лице ее верховного пастыреначальника и правителя — епархиального епископа. Так, по 32 Апост. прав., "аще который пресвитер, или диакон от епископа во отлучении будет, не подобает ему в общение прияту быти иным, но точию отлучившему его, разве когда случится умрети епископу, отлучившему его". На судебные постановления епископского суда каноны допускают подачу апелляциии к областному собору епископов (14 прав. Сард. Соб., 9 прав. Халк. Соб.). Сам епископ в первой инстанции подлежит суду епископского собора: "Епископ, от людей вероятия достойных обвиняемый в чем-либо, необходимо сам должен быти призван епископами: и аще предстанет и признается, или обличен будет, да определится епитимия"... (74 Апост. Прав.)

В строгом соответствии с канонами ныне действующий "Устав об управлении Русской Православной Церкви" предоставляет епархиальному архиерею власть утверждать все решения, принимаемые судом первой инстанции по делам клириков и мирян — епархиальным советом, при этом "Устав" усваивает архиерею и единоличную судебную власть. Св. Синод наделен в "Уставе" правами суда второй инстанции по делам клириков и мирян и суда первой инстанции по делам архиереев, для которых судом второй, апелляционной, инстанции является Архиерейский Собор.

Поскольку однако нет канонов, которые бы наделяли судебной властью в Церкви персонально или коллегиально клириков и мирян, представляется, что уставные положения, описывающие судебную компетенцию Поместного Собора, могут быть пересмотрены либо чрез ее полное упразднение, либо чрез поставление судебных решений Поместного Собора под контроль участвующего в таком Соборе епископата. Представляется также допустимой и даже целесообразной поправка в формулировку, касающуся судебной власти Св. Синода по делам клириков и мирян, которой в "Уставе" усвоен в подобных делах статус "последней инстанции". Было бы корректней назвать ее только "второй инстанцией", но не "последней", оставляя не только епископам, но также клирикам и мирянам хотя бы теоретическую возможность апеллировать к Архиерейскому Собору, а принципиально и выше. Так, в каноническом послании Отцов Африканского (Карфагенского) Собора к Келестину, папе Римскому, в котором отвергаются притязания Рима на принятие апелляций от клириков Африканской Церкви, говорится в частности: "Ни для единыя области не оскудевает благодать Святаго Духа, чрез которую правда иереами Христовыми, и зрится разумно, и содержится твердо, и наипаче, когда каждому, аще настоит сомнение о справедливости решения ближайших судей, позволено приступати к соборам своея области, и даже ко Вселенскому Собору".

Церковный суд как отдельный орган церковной власти существует ныне только в Сербской Церкви. Но и сербский Великий церковный суд, в состав которого входят епископы и клирики, поставлен в подчиненное положение по отношению к Святому Архиерейскому Синоду, таким образом, не нарушая принципа монополии епископата на судебную власть в Церкви. Исходя из представленных здесь соображений, можно считать, что необходимости в реформе церковно-судебной власти у нас нет, все предусмотренные действующим "Уставом" судебные инстанции занимают должное, канонически мотивированное место, и недостатка в таких инстанциях, а значит, и необходимости образовывать новые органы нет. Но есть действительная нужда, с одной стороны, в разработке и утверждении документов, регламентирующих судебные процедуры, о чем и говорится в 1 примечании к тексту "Устава", а с другой, — в организации консультативных и рабочих органов, действующих на постоянной основе, на которые можно было бы возложить профессиональное обеспечение церковно-судебных процессов и подготовку проектов судебных решений. Очевидно, что цензом при привлечения клириков и мирян для соответствующего служения должно быть безукоризненное исповедание православной веры, а также каноническое или юридическое образование.

Приход, его границы

Еще одна проблема церковного устройства связана с конституированием прихода. "Приходом, — по определению, данному в ныне действующем "Уставе", — является община православных христиан, состоящая из клира и мирян, объединенных при храме. Такая община составляет часть епархии, находится под каноническим управлением своего епархиального архиерея и под руководством поставленного им священника-настоятеля". Сравним это определение с тем, какое дается приходу в "Определении о православном приходе" Поместного Собора 1917-1918 гг.: "Приходом в Православной Церкви называется общество православных христиан, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме, составляющее часть епархии и находящееся в каноническом управлении своего епархиального архиерея, под руководством поставленного последним священника-настоятеля". Разница в формулировках почти только редакционная, но за исключением одного существенного момента. Из формулировки действующего "Устава" изъято указание на пребывание клириков и мирян прихода "на определенной местности". Новое определение прихода отражает реальное положение дел, когда фактически отсутствует обусловленность принадлежности к приходу местом жительства прихожанина, во всяком случае, в больших городах.

Реальность — вещь серьезная, но и она подлежит оценки с канонической точки зрения. Административное деление Церкви строится, как известно, на территориальном, а не на национальном, языковом, социальном, культурном или каком-либо еще принципе. В нормальных условиях православные христиане любой национальности, проживающие на одной территории, составляют один приход и окормляются одним епархиальным епископом, принадлежат одной поместной Церкви, ибо, по слову апостола Павла, во Христе "нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного" (Колосс. 3, II). При этом в своем территориальном размежевании поместные Церкви, епархии и приходы сообразуются с политико-административным делением, с установленными государственными и административными границами. Помимо очевидных удобств, этот принцип находит косвенное обоснование в самих канонах. Так, 38 прав. Трулл. Соб. гласит: "...Аще царскою властию вновь устроен или впредь устроен будет град, то гражданским и земским распределениям да следует и распределение церковных дел". На уровне поместных Церквей при всей болезненной остроте и неулаженности проблемы диаспоры этот принцип все-таки признается за основополагающий, он соблюдается и в размежевании епархий, но с делением епархии на приходы дело у нас сейчас обстоит иначе.

Конечно, и в синодальную эпоху всякий православный мог молиться, исповедоваться или причащаться в любом, а не только в своем приходе, и в любом соборном или монастырском храме. Но важнейшими требами: крещением, браковенчанием, отпеванием — прихожанин был связан со своим приходом, так что отступления от установленного в этом отношении порядка могли допускаться лишь при их серьезной мотивации. Разрушение структуры приходских границ происходило у нас по трем основным причинам. Устранение приходов от ведения метрических книг, имевшее место на заре советской истории, фактически устранило прежде поддерживаемый государственными властями порядок совершения треб, связанных с актами гражданского состояния. Кроме того, гонения на Церковь в советскую эпоху побуждали малодушных, или деликатнее сказать, осторожных христиан заметать следы своего участия в церковной жизни и уже в этих целях посещать разные храмы. Наконец, условия жизни в большом городе с его сложной транспортной системой, с тем, что место службы у большинства его жителей расположено далеко от места проживания, делают близлежащий храм не всегда самым доступным. В суммирующем результате все эти обстоятельства выветрили из сознания многих современных христиан саму необходимость принадлежать к определенной приходской общине, либо, при сохранении сознания такой необходимости, позволять себе в этом отношении полную свободу выбора, мотивируемую часто субъективными пристрастиями.

Конечно, нет ни необходимости, ни реальной возможности эту свободу выбора упразднить либо существенно ограничить, приписав всех православных к определенным приходам, как это было в синодальную эпоху. Но помимо принципиальных канонических соображений, есть и вызываемая пастырскими соображениями реальная нужда в том, чтобы границы между приходами были все-таки обозначены, даже и в больших городах. Острота такой необходимости становится особенно очевидной, когда мы рассматриваем ситуацию с вызовами священников к тяжело больным или находящимся при смерти христианам. Внесение порядка в размежевание приходов могло бы существенно уменьшить случаи, когда священнику приходится ехать на другой конец города к умирающему, рискуя не застать его живым и ставя в трудное или безвыходное положение тех, кто обратится за подобной же требой в свой приходской храм и не успеет застать священника в своем приходе, потому что он отъехал в чужой. Первым шагом в восстановлении правильной территориальной структуры приходов могло бы стать включение в уставное определение прихода указания на его территориальную привязку, иными словами, упоминание о принадлежности к приходу православных христиан, проживающих на определенной местности, как это значилось в "Определении о православном приходе" Поместного Собора 1917-1918 гг.

Церковный и гражданский брак

Весьма актуальна проблематика, связанная со сферой церковного брачного права, которая по существу не была затронута церковным законодательством со времени Поместного Собора 1917-1918 гг. и нуждается поэтому ныне в таком регулировании, которое бы соответствовало сложившейся правовой ситуации, радикально отличающейся от той, что имела место в синодальный период. Принципиальная новизна заключается в существовании светской юрисдикции брачных отношений, параллельной церковной юрисдикции, а также в том, что венчание брака не имеет гражданско-правовых последствий. Церковь в своем отношении к гражданскому браку занимает единственно возможную двойственную позицию, уважая его и считаясь с ним, она в то же время не уравнивает его с браком церковным. Но этот принципиально ясный и бесспорный подход служит всего лишь ориентиром к решению многочисленных коллизий, возникающих в пастырской и церковно-судебной практике, и сам по себе однозначных ответов не дает.

Бесспорно, что пастырь не должен отказывать в Причастии христианину, или чаще, христианке по обвинению в блудном сожительстве, если он или она состоят в гражданском браке, когда браковенчание не может быть совершено из-за неверия, иноверия или хотя бы упорного нежелания пойти на это другой стороны. Но уместно ли такое же снисхождение, когда и муж и жена принадлежат к Православной Церкви, исповедаются и причащаются, но тем не менее в течение продолжительного времени откладывают венчание или явно уклоняются от него? С другой стороны, в отдельных случаях как раз непризнание гражданского брака за брак может служить основанием для принятия решения в духе икономии, а не акривии. Например, в ситуации, когда лица, находящиеся в третьем гражданском браке, который допускается в Церкви лишь при наличии определенных условий — возрасте до 40 лет и отсутствии детей, либо в четвертом браке, совершенно не допустимом в Церкви (Томос Единения), пожелают венчаться, то не отказать им в этом можно лишь при том условии, если не признавать их прежние гражданские браки за действительные. В противном случае, при признании действительности их прежних гражданских браков венчание становится невозможным, даже если одна из сторон состоит в первом браке.

В настоящее время решения подобных казусов приходится находить в каждом конкретном случае, и не исключено, что священники и даже епархиальные власти по аналогичным делам принимают разные решения ввиду отсутствия регулирующей церковнозаконодательной базы. Из представленных здесь соображений совершенно очевидной становится актуальность разработки церковного законодательства в области брачного права, учитывающего современную ситуацию, главная особенность которой в этом отношении в сравнении с синодальным периодом, как было уже сказано, в параллельном существовании гражданской юрисдикции браков.

У нас сложилась совершенно разумная и единственно допустимая практика венчать лишь тех лиц, гражданский брак которых уже зарегистрирован, ибо гражданское брачное право не знает таких препятствий к браку, которые бы ничего не значили в церковном праве. Но такая согласованность норм имеет, конечно, частичный и односторонний характер, и обусловлена крайним либерализмом гражданского брачного права относительно препятствий к браку, ибо во многих случаях гражданский брак регистрируется при наличии несомненных препятствий к браку с точки зрения церковного права: например, брак после расторжения четвертого брака, брак при наличии кровного родства, скажем, в 4 степени, при наличии свойства хотя бы и в 1 степени. Очевидно, что священник или епископ не может принимать решение о допустимости венчания во всех случаях, когда существует гражданский брак. Более того, в отдельных случаях, особенно при близком кровном родстве, и вообще при наличии расторгающих препятствий, имеет смысл настаивать на прекращении кровосмесительного сожительства, например, между двоюродными братом и сестрой (54 прав. Трулл. Соб.), или сожительство с падчерицей после прекращения брака с ее матерью хотя бы и при наличии гражданской регистрации брака, либо брака на родной сестре первой жены (78 прав. Вас. Вел.).

Настоящая тема дает повод поставить вопрос о возможности для Священноначалия ходатайствовать перед гражданской властью о таких модификациях брачного законодательства, которые бы учитывали хотя бы отчасти нормы церковного брачного права, не только религиозно обусловленные, но и разумные с биологической и нравственной точек зрения: о запрещении вступать в брак лицам, состоящим в кровном родстве до 4 степени включительно, либо ближайших степенях свойства. Представляется также, что не вовсе бесперспективно добиваться признания государством гражданско-правовых последствий церковного брака, иными словами, признания его гражданско-правовой действительности. Никакого противоречия конституционному принципу светского государства в соответствующем акте государственной законодательной власти было бы нельзя усмотреть. Только в случае принятия подобного акта можно бы стало венчать браки без предварительной регистрации их в гражданском порядке.

В представленном докладе пунктирно обозначены лишь некоторые из особенно актуальных проблем правовой жизни Церкви. Но уже простой перечень их говорит о насущной необходимости интенсификации церковного правотворчества. При этом, чтобы исключить принятие опрометчивых решений, издание всякого нового церковнозаконодательного акта требует солидной предварительной проработки и экспертизы. Путеводной же нитью в церковном правотворчестве могут быть только каноны, прочитываемые и интерпретируемын не буквально, но с учетом всех обстоятельств времени их издания и настоящего времени с его иной спецификой, читаемые не по букве, но в духе, которым руководствовались Отцы, всегда действовавшие по примеру Того, Кто, по слову Пророка, "трости надломленной не переломит, и льна курящагося не угасит" (Ис. 42:3).

Страница сгенерирована за 0.02 секунд!