Александр Македонский был, как известно, великим полководцем. Великими полководцами были также Юлий Цезарь, Наполеон и Суворов. Но больше великих полководцев не будет. И вовсе не потому, что человеческий гений в этом направлении иссяк. Со второй половины ХХ века при возникновении конфликтов человечество заговорило на другом языке. По существу, со второй половины ХХ века началась другая история.
Логика инновационного развития в области военной техники привела к появлению ядерного оружия, которое стало главным фактором политики, главным аргументом при поиске решений, главным доводом в выборе друзуй и партнеров. Если сейчас и разгараются крупные конфликты, то большей частью для того, чтобы это оружие никому больше не досталось. Ядерный мир и доядерный мир говорят на разных языках, это две разные цивилизации.
Но история и политика - это субъбы конкретных людей. Знаем ли мы имена тех, кто создал ядерное оружие и привел нас в другой мир? На слуху скандальные политики, спортсмены, однодневные поп-звезды. И эти звезды мерцают холодно и беспамятно пусто. Света нет, но звуки громкие.
Первый в нашей стране трижды Герой Социалистического Труда Юлий Борисович ХАРИТОН (1904 - 1996), будущий главный конструктор ядерного оружия, родился в Санкт-Петербурге накануне Первой русской революции. С точки зрения большевиков, хуже происхождения, чем у Харитона, придумать было невозможно. До революции его отец был редактором кадетской газеты "Речь", директором санкт-петербургского Дома литераторов. В 1922 году его вместе с 225 классово чуждыми русскими интеллигентами выслали из Советской России. Троцкий сказал по этому поводу: "Мы этих людей высылаем потому, что расстрелять их нет повода, а терпеть невозможно". Харитон-старший обосновался в Риге, в 1940 году после присоединения Латвии к СССР был арестован НКВД и приговорен к высшей мере. Мать Харитона была актрисой, играла во МХАТе, в 1910 году покинула семью, вышла замуж за берлинского психиатра, ученика З. Фрейда, а в 1930-х годах эмигрировала в Тель-Авив.
Харитон был одним из немногих людей в СССР, кто на протяжении нескольких десятилетий круглосуточно находился под опекой личных телохранителей. Дело отца Юлия Харитона лежало в сейфе Берии. И никому не было известно, что имел в виду могущественный глава органов госбезопасности, когда 29 августа 1949 года после первого удачного испытания атомной бомбы, поцеловав Харитона в лоб, сказал ему: "Вы не представляете, какое было бы несчастье, если бы она не сработала".
Ю. Б. Харитон
В 1929 году Сталин сказал: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут". Страна бежала по всем направлениям - индустриализация, коллективизация, технических прогресс. Учены пытались внушить руководству мысль о том, что физика обеспечит основу техники будущего. С этим никто не спорил. Но плохо было то, что ученые сохраняли интеллектуальную независимость. Академик Я. И. Френкель договорился до ереси: "Ни Энгельс, ни Ленин не являются авторитетами для физиков". Физики, в отличие от других ученых, верили, что без партийного руководства смогут понять, какие теории верны и какие проблемы интересны. От вольномыслия в СССР лечили следователи: в 1930-х годах некоторые физики были расстреляны, многие, в том числе лучший теоретик Ландау, арестованы. Но очень скоро, когда обнаружится, что в руках физиков находится не только самое страшное оружие, но и само будущее страны, отношение власти к науке резко изменится.
На рубеже 1930-1940-х годов в США и Германии были проведены фундаментальные работы по цепной реакции и расщеплению ядра. В СССР Ю. Б. Харитон и Я. Б. Зельдович определили условия, при которых происходит ядерная цепная реакция. Были также отличные исследования К. А. Петржака, Г. Н. Флерова, И. В. Курчатова, Я. И. Френкеля, который выполнил первую советскую работу по делению ядра, что было значительно важнее его критического отношения к Энгельсу и Ленину. Часто опыты проводились на станции метро "Динамо", чтобы исключить влияние космических лучей.
В 1939 году будущий нобелевский лауреат И. Е. Тамм сказал о работе Харитона и Зельдовича: "Это открытие означает, что может быть создана бомба, которая разрушит город в радиусе 10 километров". В отличие от американских физиков, которые сумели убедить свое правительство в необходимости работы над новым сверхоружием, советские ученые с такими идеями к руководству не обращались и ограничивались разговорами в узком кругу.
СССР отстал от США с атомной бомбой на несколько лет, что во многом предопределило дальнейший ход мировой истории. Это отставание говорит о том, что инновационное развитие, необходимое для обеспечения безопасности страны, возможно лишь в условиях открытого диалога науки и власти. Однако в СССР в конце 1930-х годов в заключении оказались все ракетчики во главе с будущим главным конструктором Королевым, которые досаждали генералам новыми и непонятными идеями. В тюрьму попал и великий авиаконструктор Туполев...
В 1941-1942 годах советская разведка стала получать сведения о том, что в США в строжайшей тайне разрабатывается невиданная доселе бомба. Около полугода не доверявший никому Берия не докладывал об этом Сталину. 28 сентября 1942 года Сталин подписал распоряжение о возобновлении в СССР работ по урановой проблеме. Курчатов составил список участников проекта: Алиханов, Кикион, Харитон, Зельдович. В 1943 году Курчатов предложил возглавить группу по работе над конструкцией бомбы Харитону. Тот поначалу отказывался, его захватила другая работа - современное минное и противотанковое оружие. Но Курчатов убедил Харитона: надо думать о будущей безопасности страны и нельзя упускать время.
Однако время было упущено. 27 ноября 1942 года Курчатов писал Молотову: В исследованиях урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки". 30 июля 1943 года новое письмо: "Наша страна далеко позади Америки, Англии, Германии. Проблемой урана у нас занято около 50, а в Америке - 700 научных сотрудников". Расчеты показывали, что необходимо срочно получить 100 тонн урана, а добыть из месторождений можно только 12 тонн за 2 года. И тогда СССР попросил уран у Америки по ленд-лизу. Генерал Лесли Гровз, военный руководитель программы по созданию ядерного оружия, чтобы Сталин не догадался, для чего уран нужен самой Америке, до 1945 года исправно отпускал СССР уран огромными порциями.
Наконец, Сталин, который понимал, что кадры решают все, снимает с поста руководителя атомного проекта Молотова и назначает Берию.
В 1945 году в Германии после детективных поисков на кожевенном заводе удалось найти склад солей урана. В поисках участвовали Харитон и Зельдович, которых по этому случаю обрядили в полковничью форму. Все другие склады, где тоже мог быть уран, будто по досадному совпадению разбомбили союзники. В январе 1946 года Сталин в присутствии Берии сказал Курчатову: "Наши ученые очень скромны и иногда не замечают, что живут плохо. Наше государство сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жило на славу, а несколько тысяч человек жило еще лучше, со своими дачами, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина". 9 февраля 1946 года в Большом теарте Сталин произнес речь: "Я не сомневаюсь, что если мы окажем достойную помощь нашим ученым, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны". Затраты на науку в 1946 году стали в 3 раза больше. Было объявлено о большом повышении зарплаты ученым. Сталин говорил, что атомную бомбу надо получить как можно скорее, без оглядки на затраты. У Америки бомба уже была. Взрыв японской Хиросимы стоил жизни 120 тысячам человек...
Так выглядели улицы Хиросимы после взрыва ядерной бомбы 6 августа 1945 г.
В центре - стены и каркас купола так называемого Атомного дома,
бывшего Зала промышленного развития префектуры
(в таком виде здание как трагический символ
сохраняется и в наши дни):
КБ-11, объект №550, Кремлев, Москва, центр-300, Приволжская контора, Арзамас-75, Саров, Арзамас-16 - в разные времена так называлось место, где в 1946 году было создано сверхсекретное конструкторское бюро по разработке атомного оружия. Всего в 10 километрах стояла деревня Аламасово, близ которой когда-то жил преподобный Серафим Саровский - один из самых почитаемых на Руси святых. В 1946 году сюда прислали тысячи заключенных, которые ударными темпами возводили ядерный центр.
Маленького роста, невзрачный, очень худой - внешне Харитон резко контрастировал с делом, за которым стояла огромная разрушительная мощь. Из-за непритязательной внешности с ним сплошь и рядом случались забавные истории, когда секретари райкомов и провинциальные вельможи не признавали в нем главного конструктора атомного оружия. До конца 1980-х годов его имени не знал никто, но он был начисто лишен тщеславия и никогда не предъявлял своих чинов. С ним можно было поговорить о художниках Гейнсборо, Гольбейне, Тернере, он радовался томику стихов Михаила Кузмина, был поклонником режисера Товстоногова и, измотавшись вконец, ходил на последние киносеансы, хотя досадовал, что хороших фильмов почти не снимают.
Многие удивлялись: почему Курчатов позвал на Арзамас Харитона - мягкого, интеллигентного человека, который совсем не походил на начальника сталинских времен? Он был старорежимно вежлив, никогда не садился раньше другого человека, всегда подавал пальто, самым страшным словом в его устах было "черт!". Но Харитон обладал особенностью, которая отмечалась всеми, кто его знал, и отличала ото всех, кто работал рядом: феноменальной ответственностью. Харитон любил повторять: "Надо знать в десять раз больше того, что мы делаем". Коллеги называли это правило "критерием Харитона".
Харитон наизусть знал тысячи чертежей, которые сопровождали каждое изделие. Он сидел в кабинете до глубокой ночи, но в 8 утра всегда был на работе. Долгие совещания по выходным были обычным явлением, он мягко и застенчиво извинялся перед сотрудниками за очередной вызов, передавал привет их женам. Он проверял каждую деталь перед испытаниями и, к примеру, лично возглавлял разработку нейтронного запала для первой бомбы. Харитон и другие ученые, участники атомного проекта, сознавали, что они не просто создают атомную, а потом и водородную бомбу, но работают над оружием сдерживания, которое делает невозможным одностороннее применение ядерного оружия и, значит, сохранит мир.
В 1948 году у США было уже 56 атомных бомб. Объединенный комитет начальников штабов разработал чрезвычайную доктрину "Полумесяц", которая предусматривала "мощное воздушное нападение, использование разрушительной и психологической мощи атомного оружия против жизненно важных центров советского военного производства". Было скурпулезно подсчитано, сколько миллионов советских людей погибнет и на сколько процентов снизится промышленный потенциал СССР.
Первая советская атомная бомба - копия американской. Многие чертежи и подсказки были добыты разведкой.
Это сэкономило СССР один-два года. Из ученых к разведывательной информации в полной мере допускались только Курчатов и Харитон. Но необходимо было создать промышленные установки, а все технологические решения многократно проверить. Иногда физики предлагали более эффективные решения, но Курчатов и Харитон настаивали на иных схемах. Они не могли сказать, что именно эти схемы уже сработали, не могли открыть источник уверенности. Бомбу надо было сделать быстро, ведь Сталин с Берией создали все условия.
В 1949 году накануне первого испытания атомной бомбы в Кремле состоялась единственная встреча Харитона со Сталиным. После доклада Харитона Сталин спросил: нельзя ли из одной бомбы при таком же количестве плутония сделать две бомбы? Харитон ответил, что это невозможно. Больше вопросов Сталин не задавал. Первую советскую атомную бомбу назвали РДС-1 - "Реактивный двигатель Сталина". Вторую - РДС-2. На Западе этого не знали, но по наитию называли советские бомбы "Джо-1" и "Джо-2".
Ю. Б. Харитон у макета первой советской атомной бомбы
Вторая советская атомная бомба РДС-2 была испытана в 1951 году. В ней уже не было никаких американских решений - только собственные. Бомба была вдвое легче, но вдвое мощнее американской. В 1953 году СССР испытал первую в мире водородную бомбу конструкции А. Д. Сахарова. 30 октября 1961 года в СССР над Новой Землей был осуществлен непревзойденный по мощности взрыв 50-мегатонной бомбы, которая была в 3 тасячи раз сильнее бомбы, сброшенной на Хиросиму.
Советский атомный проект был реализован в невиданно короткие сроки потому, что наука, хотя ученые сохраняли лояльность к власти, оставалась островком интеллектуальной свободы. При этом именно физика, хотя и была поставлена на службу государству, являлась тем стержнем, где в СССР поддерживались принципы здравого смысла. Власть ради своего выживания нуждалась в науке, но и наука оказывала влияние на власть, подталкивая ее к необходимым преобразованиям.
Благодарю за внимание.
Сергей Воробьев.
27.02.1904 - 18.12.1996
Трижды Герой Социалистического Труда
| Памятники | |
| Надгробный памятник | ||
| Бюст в Санкт-Петербурге | ||
| Фрагмент бюста в Санкт-Петербурге с текстом Указа | ||
| Мемориальная доска в Москве (на доме, где жил) | ||
| Мемориальная доска в Санкт-Петербурге (1) | ||
| Мемориальная доска в Сарове | ||
| Бюст в Сарове | ||
| Мемориальная доска в Санкт-Петербурге (2) | ||
| Мемориальная доска в Москве (на здании ИХФ) |
Харитон Юлий Борисович – российский советский ученый в области физики и физикохимии, один из основоположников ядерной физики в СССР, член-корреспондент АН СССР.
Родился 14 (27) февраля 1904 в Санкт-Петербурге в семье журналиста, ответственного редактора органа конституционно-демократической партии газеты «Речь» и актрисы МХАТа. Еврей. С 1910 года мать жила в Берлине со вторым мужем, а отец в 1922 году был выслан за границу в составе группы идеологически чуждой интеллигенции. С 13-летнего возраста Харитон параллельно учебе в реальном училище работал по найму – курьером, библиограф в библиотеке, с 15 лет – монтером в мастерских телеграфа Московско-Рыбинской железной дороги.
В 1919 году по окончании училища пытался поступить в Технологический институт, но не был принят по молодости лет. В 1920 году стал студентом Политехнического института – сначала электромеханического факультета, а с весны 1921 года – физико-механического. В том же 1921 году был приглашен Н.Н.Семёновым (в будущем дважды Герой Социалистического Труда и лауреат Нобелевской премии по химии – единственный в России) на работу в его лабораторию в Физико-технический институт. Здесь в 1924 году вышел первый научный труд Харитона, посвященный изучению конденсации металлических паров на поверхности. В 1925-1926 годах занимался исследованием окисления паров фосфора кислородом и открыл (совместно с З.Ф.Вальта) явление нижнего предела по давлению кислорода и влияния на этот предел примесей инертного газа. Проведенное Н.Н.Семёновым в 1927 году детальное исследование предела воспламенения и первое теоретическое обоснование его механизма послужили основой теории разветвленно-цепных реакций.
В 1926 году при поддержке А.Ф.Иоффе, П.Л.Капицы и Н.Н.Семёнова Харитон был командирован в Англию, в лабораторию Э.Резерфорда, где занимался изучением чувствительности глаза к слабым световым импульсам (сцинтилляциям) и взаимодействия гамма-излучения с веществом, а также разработкой методики регистрации альфа-частиц. Не участвуя непосредственно в работах по ядерной физике, основных для Кавендишской лаборатории, Харитон вошел в курс всех проводившихся там исследований и проявлял к ним неизменный интерес, пока (после открытия деления урана в 1939 году) ядерная физика не стала главным делом его жизни.
В 1928 году за работу «О счете сцинтилляций, производимых альфа- и бета-частицами» получил степень доктора Кембриджского университета. По возвращении на родину в 1928 году возобновил работу в Физико-техническом институте, занявшись систематической работой над вопросами теории взрывчатых веществ: кинетики и детонации. В 1931 году возглавил лабораторию взрыва в отделившемся от ФТИ Институте химической физики, ставшую всемирно известной школой физики взрыва. Среди многочисленных результатов, полученных Харитоном и его учениками, один из самых важных – это открытие фундаментального принципа, определяющего возможность детонации, – «принципа Харитона», согласно которому характерное время химической реакции в детонационной волне должно быть меньше времени разлета сжатого вещества. Из этого принципа вытекало важнейшее следствие: одно и то же вещество, взятое в виде тонкого цилиндра, оказывается пассивным, но в большой массе может взорваться. Фундаментальные результаты Харитона в области теории горения и взрыва нашли широкое практическое применение.
Во время Великой Отечественноой войны учёный и его сотрудники были прикомандированы к НИИ-6 Народного комиссариата боеприпасов СССР (1942-1944), где провели серию работ по повышению эффективности различных конструкций боеприпасов и взрывчатых веществ и исследованию воздушной ударной волны. Применяя полученные результаты не практике, Харитон принял активнешее участие в создании кумулятивных противотанковых гранат и снарядов, успешно применявшихся на фронтах.
В 1935 году по совокупности заслуг ему была присуждена ученая степень доктора физико-математических наук. В 1939-1941 годах Харитон занимался исследованием цепного деления урана и совместно с Я.Б.Зельдовичем выполнил один из первых расчетов цепной ядерной реакции, ставшей фундаментом современной физики реакторов и ядерной энергетики. Эти работы надолго связали Харитона с другим выдающимся физиком-атомщиком, И.В.Курчатовым , и определили главное дело его жизни. С 1944 года - консультант, с 1945 года - штатный сотрудник Лаборатории № 2 АН СССР под руководством И.В. Курчатова.
В 1946 году на юге Горьковской области (ныне – Нижегородская область) был основан центр по разработке ядерных зарядов – Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики (ВНИИЭФ; ныне – Российский федеральный ядерный центр Всероссийский НИИ экспериментальной физики) в городе Арзамас-16 (в 1991-1995 – Кремлев, с 1995 – Саров). Его главным конструктором, а затем научным руководителем по рекомендации И.В.Курчатова стал Харитон (1946-1992).
), использование мощных лазеров для решения проблемы термоядерного синтеза, создание ядерных реакторов и ускорителей для исследовательских целей и многие другие.4 декабря 1946 года Харитон был избран членом-корреспондентом АН СССР (с 1991 – РАН).
Указом Президиума Верховного Совета СССР («закрытым») от 29 октября 1949 года «за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания» Харитону Юлию Борисовичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».
Указом Президиума Верховного Совета СССР («закрытым») от 8 декабря 1951 года «за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания» награжден второй золотой медалью «Серп и Молот».
23 октября 1953 года Харитон был избран действительным членом (академиком) АН СССР.
Указом Президиума Верховного Совета СССР («закрытым») от 4 января 1954 года «за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания Правительства, дающие право на присвоение звания Героя Социалистического Труда» награжден третьей золотой медалью «Серп и Молот».
Отказавшись от личного научного творчества, Харитон до конца жизни был научным руководителем огромного коллектива, умело организовывал его работу по самым перспективным и важным в практическом отношении направлениям. С 1992 года - почётный научный руководитель ВНИИЭФ.
Член КПСС с 1956 года. Депутат Верховного Совета СССР нескольких созывов.
Скончался 18 декабря 1996 года в городе Саров Нижегородской области. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве (участок 9).
Награждён 6 орденами Ленина (29.10.1949; 11.09.1956; 07.03.1962; 27.02.1964; 26.02.1974; 24.02.1984), орденами Октябрьской Революции (26.04.1971), Красной Звезды (24.09.1944), Трудового Красного Знамени (10.06.1945), медалями, в том числе Большой золотой медалью имени М.В.Ломоносова АН СССР (1982) и Золотой медалью И.В.Курчатова (1974).
Лауреат Ленинской премии (1957), Сталинской премии СССР (1949, 1951, 1953).
Герои атомного проекта. - Саров, 2005
российский физик-теоретик и физик-химик. 1904–1996
Юлий Борисович Харитон родился в Петербурге 27 февраля 1904 года в еврейской семье. Дед, Иосиф Давидович Харитон, был купцом первой гильдии в Феодосии. Отец, Борис Осипович Харитон, был известным журналистом, высланным из СССР в 1922 году, после присоединения Латвии к СССР в 1940 году был осуждён на 7 лет лагерей и умер двумя годами позже. Мать, Мирра Яковлевна Буровская (1877–1947), была актрисой. Родители развелись в 1907 году, когда Юлий был ребёнком, его мать в 1913 году вторично вышла замуж за психоаналитика Марка Эйтингона и уехала в Германию, оттуда в 1933 году в Палестину. Борис Осипович воспитывал сына сам.
В 1919 году Юлий окончил среднюю школу и в 1920 году поступил в Политехнический институт. Юлий жил в центре Петрограда, а институт был на окраине. Нередко студент Харитон добирался до Политехнического пешком – а это восемь километров. Харитон вспоминал: «Мне повезло, я попал в тот поток, где курс физики читал Абрам Федорович Иоффе. Прослушав две-три его лекции, я понял, что самое интересное – не электротехника, которой я в то время увлекался, а физика… Я перешел на другой факультет. Мне досталась тема: работы Резерфорда в области строения атома». В 1921 году студент Харитон начинает работать в Физико-технологическом институте в лаборатории Н.Н. Семенова. Одной из первых научных работ юного исследователя стало изучение конденсации металлических паров на поверхности. В 1925 году Юлий закончил физико-математический факультет, как говорится в автобиографии, «со званием инженера-физика». Спустя год молодой специалист едет в научную командировку в Кембридж. Он два года работает под руководством Э. Резерфорда и Д. Чедвика и в 1928 году защищает там докторскую диссертацию на тему «О счете сцинтилляций, производимых альфа-частицами».
Вернувшись на родину, Харитон приступает к систематической работе над вопросами теории взрывчатых веществ. Он организует лабораторию взрывчатых веществ, где и проводит свои исследования с 1931 по 1946 год. До Харитона ученые изучали эту группу веществ либо с точки зрения химического состава и технологии их производства, либо исходя из их разрушительного действия. Харитон затронул вопрос о превращения холодного взрывчатого вещества в горячие продукты взрыва. Он выбрал очень сложную тему: изучение взрывчатых веществ, которые нужны были и военным, и разработчикам новых месторождений, и строителям мощных гидроэлектростанций. Харитон установил закон возможности детонации: время химической реакции в детонационной волне должно быть меньше времени разлета сжатого вещества. А для времени разлета легко можно дать простую оценку, поделив диаметр заряда на скорость детонации. Из этого фундаментального закона вытекало важное следствие: одно и то же вещество, взятое в виде тонкого цилиндра, окажется пассивным, но в большой массе может взорваться. Юлий Борисович первым сформулировал основной принцип, применимый и к взрыву: химическую реакцию нужно рассматривать как процесс, протекающий во времени, а не как мгновенный скачок из начального в конечное состояние. Все исследователи до него рассматривали взрыв именно как скачок, абстрагируясь от кинетики химической реакции.
В 1935 году присвоено звание доктора физико-математических наук (по совокупности работ).
В 1939–1940 годах совместно с Яковом Зельдовичем Харитон выполнил цикл работ по цепному распаду урана. Эти работы были «внеплановыми», физики трудились вечерами. Конечно, тогда они не думали о бомбах, и нейтронно-ядерные цепные реакции казались им красивой, но отвлеченной областью физики. От этих работ остался в силе основной вывод: реакция не идет в металлическом уране, в окиси урана, в смесях урана с обычной водой, здесь нужно обогащение урана легким изотопом. В этой связи большое значение приобрела работа Харитона, проведенная им в 1937 году, установившая закономерности разделения изотопов путем центрифугирования.
С началом войны Харитон снова обращается к взрывчатке. Он консультирует Наркомат обороны и Наркомат боеприпасов по вопросам, связанным с расшифровкой новых образцов вооружений противника и теоретического обоснования работ по вооружению Советской армии. В разгар войны Харитона пригласил работать к себе И.В. Курчатов. Так начинался «урановый проект». Действовали лаборатории, строились предприятия. Главным атомным городом, где «изделие» должно было собираться, стал Арзамас-16. Физики работали под непосредственным руководством Берии. Ядерщики отличались от ученых-заключенных разве что тем, что не ночевали в тюрьме. Завеса строжайшей секретности, особый режим, при котором они проводили исследования, личная ответственность за государственные секреты делали физиков людьми подневольными. Их обеспечивали всеми необходимыми материалами и аппаратурой.
Харитон не отрицает, что конкретно созданием бомбы, всей физикой руководил он. Из Арзамаса-16 он управлял процессом создания ядерного и водородного оружия во всем СССР. Из всех созданных в Арзамасе-16 «изделий» наиболее дорога была Юлию Борисовичу та самая первая советская атомная бомба, которая сделала его родину ядерной сверхдержавой. Из поверженной Германии привезли приблизительно 100 тонн урана. Это позволило сократить создание первого промышленного реактора на год. Физики и инженеры работали день и ночь. Информация пришла, как известно, из США от Клауса Фукса. Он прислал описание «их» бомбы. Но скопировать ее, просто создать дубликат американской, было невозможно.
Первый испытательный взрыв Харитон наблюдал с расстояния в семьдесят километров. Взрыв был в воздухе, бомбу сбрасывали с самолета. Ударная волна пришла через три минуты, она сорвала со всех военных фуражки. Под местом взрыва «вздулась» земля… «Я убежден, что без ядерного сдерживания ход истории был бы иным, наверное, более агрессивным», – вспоминал Харитон.
После атомной бомбы была водородная. Ее «отцом» считается Андрей Сахаров, но делалась она в Арзамасе-16, которым руководил Харитон. В Америке тоже трудились над созданием водородной бомбы. Когда американцы поняли, что идут не по тому пути, они довольно быстро создали другую бомбу, очень похожую на аналогичное советское «изделие». Юлий Борисович на вопрос «А не было ли у американцев Фукса в СССР?» – отвечал отрицательно. В начале пятидесятых появились новые методы разведки, позволявшие по пробам атмосферы и сейсмическим волнам определять не только мощность устройства, но и его конструктивные особенности.
Юлий Борисович заботился не только о деле, но и о людях, которые его делали. Талантливый организатор, Харитон был душой коллектива, умел объединить людей вокруг общей идеи. Он был депутатом Верховного Совета СССР 3–9 созывов. В 1955 году подписал «Письмо трёхсот».
В последующие годы работал над сокращением веса ядерных зарядов, увеличением их мощности и повышением надёжности.
С 1946 года – член-корреспондент, с 1953 года – академик Академии наук СССР.
В числе немногих физиков академик Харитон стал трижды Героем Социалистического Труда. Лауреат Ленинской (1956) и трёх Сталинских премий (1949, 1951, 1953). Награждён 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 2 другими орденами, а также медалями.
Умер 18 декабря 1996 года в Сарове. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
Как дань памяти учёного в городе Сарове ежегодно с 1 марта 2001 года проводится научная конференция школьников со всей России: Школьные харитоновские чтения.
Трудно переоценить вклад академика Харитона (1904-1996) в создание ядерного щита страны. После американских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 г. стало ясно: обстоятельства вынуждают нашу державу в короткие сроки создать собственное атомное оружие, чтобы восстановить стратегическое равновесие. Юлий Борисович - вторая после И.В.Курчатова ключевая фигура в выполнении этой задачи. На Харитона была возложена персональная ответственность за организацию разработки конструкции атомной бомбы, а затем и ее испытание. Он же стал научным руководителем работ по созданию водородной бомбы. Успешное решение проблемы разрушило монополию США в этой области.Создание ядерного арсенала страны потребовало интенсивных усилий научной мысли, стремительного развития инженерно-технических разработок и рождения новых отраслей промышленности. Руководимый Харитоном Российский Федеральный ядерный центр в Арзамасе-16 (ныне снова Саров) стал центром мирового масштаба.
Заслуги академика Харитона были высоко оценены. Он трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трех Государственных премий, награжден золотыми медалями им.И.В.Курчатова и М.В.Ломоносова. Всех прижизненных почестей не перечесть. В научной среде бытует убеждение, что теперь Российскому Федеральному ядерному центру надлежит по праву присвоить имя Ю.Б.Харитона. Государственная Дума приняла такое решение и дважды обращалась с ним в Правительство. На том же настаивают профессор Л.В.Альтшулер, академики А.Ф.Андреев, Е.П.Велихов, В.Л.Гинзбург, Н.С.Кардашев, Е.Л.Фейнберг, В.Е.Фортов. Не в частных беседах, а в газетах и даже в письме Президенту В.В.Путину.
В повседневной жизни Юлий Борисович был скромен и деликатен, что не мешало деловой твердости и целеустремленности. За его сдержанностью скрывалась душа, отнюдь не чуждая поэзии. Коллеги вспоминают, как интересны были беседы с ним и о науке, и об искусстве.
Многое вместила в себя его судьба. Он с нежностью писал о своей дорогой жене Марии Николаевне, с которой "прожил такую счастливую жизнь" , о дочери Тате, о внуках и всегда окружавших его семью друзьях - Н.Н.Семенове, В.Н.Кондратьеве, П.Л.Капице, А.И.Шальникове, Я.И.Френкеле...
"Природа" - тоже в дружбе с Юлием Борисовичем. Когда спала завеса секретности, его имя все чаще появлялось на наших страницах. Сегодня, в честь его столетия, мы помещаем очерки, которые, вместе с фотографиями, проливают свет на жизнь и незаурядную личность Юлия Борисовича Харитона.
А.К. Чернышев
Подвиг Юлия Борисовича Харитона
А.К. Чернышев,
доктор физико-математических наук
Российский Федеральный ядерный центр -
Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики
Саров, Нижегородская область
Становление
Юлий Борисович Харитон родился в Петербурге 27 февраля 1904 г. Его отец, Борис Осипович Харитон, был известным журналистом, а мать, Мирра Яковлевна Буровская, - актрисой. С 13 лет Харитон поступает на работу - сначала в библиотеку письмоводителем, а в 15 лет становится учеником механика. При этом продолжает учиться в реальном училище, по окончании которого в 15 лет пытается поступить в Технологический институт, куда его не берут по молодости лет. Спустя год он уже студент Политехнического института, а еще через три года (параллельно) - аспирант alma mater советской физики - знаменитого Физико-технического института.
Дед Иосиф Давидович Харитон. 1894 г.
Из воспоминаний Ю.Б.Харитона: "Писать удается редко, и я могу не успеть написать о моей дорогой жене Марии Николаевне, благодаря которой я прожил такую счастливую жизнь. Ленинградский Физтех. Школа Абрама Федоровича Иоффе. В те далекие годы в его стенах собрался весь цвет будущей отечественной физики: Н.Н.Семенов, которого Юлий Борисович считал своим учителем, И.В.Курчатов, А.П.Александров, А.И.Алиханов, И.К.Кикоин, Г.В.Курдюмов, Я.И.Френкель, А.И.Шальников... Пройдут годы, и эти ученые возглавят крупнейшие научные центры страны, откроют новые направления в науке, выведут физику на передовые рубежи. Первой научной работой Юлия Борисовича (1924) было исследование критической температуры конденсации металлических паров. Он обнаружил, что она зависит от их плотности. Затем Николай Николаевич Семенов, Харитон и Шальников провели большую серию работ по взаимодействию молекул с поверхностью твердых тел. Эти работы оказались важны не только с общефизической точки зрения, но и своими приложениями.
С А.И. Шальниковым. В 1926 г. Ю.Б.Харитон и его аспирантка 3.Ф.Вальта, исследуя свечение при окислении паров фосфора кислородом, открыли явление нижнего предела воспламенения по давлению кислорода. Появилась их статья "Окисление паров фосфора при малых давлениях", ставшая основой для создания теории разветвленно-цепных реакций. В 1927 г. Семеновым было проведено более детальное исследование критерия воспламенения и дано первое теоретическое истолкование механизма явлений, явившееся основой для создания теории разветвленно-цепных реакций. Сохранился экземпляр книги Семенова "Цепные реакции", вышедшей в 1934 г., с дарственной надписью: "Дорогому Юлию Борисовичу, который первый толкнул мою мысль в область цепных реакций".
Н.Н.Семенов в кругу учеников и сотрудников. Справа от него - Ю.Б.Харитон. 1924-1925 гг. При поддержке Иоффе, Капицы и Семенова Харитон в 1926 г. командируется в Англию, в лабораторию Резерфорда. За работу "О счете сцинтилляций, производимых альфа-частицами" Юлию Борисовичу была присвоена ученая степень доктора философии. "Продолжая думать о будущем направлении исследований, - вспоминает Харитон, - я пришел к выводу, что надо заниматься взрывчатыми веществами, что это интереснейшие химические процессы, связанные и с химией, и с физикой, что они будут полезны для военного дела, и я предложил Н.Н.Семенову начать эти работы. Я решил заняться проблемой детонации взрывчатых веществ. Н.Н. очень поддержал эту идею" *. В 1931 г. Харитон возглавил в Институте химической физики лабораторию взрывчатых веществ и по праву считается основателем советской школы физики взрыва. * Воспоминания Ю.Б.Харитона цитируются по книге: Юлий Борисович Харитон. Путь длиною в век. М., 1999.В работе "Прекращение детонации взрывчатых веществ при малом диаметре заряда" (1939), выполненной совместно с B.C.Розингом, Харитон впервые сформулировал принцип устойчивого распространения детонации (принцип Харитона). Ему удалось простыми средствами показать существование критического диаметра детонации для нитроглицерина. Критический диаметр для взрывчатых веществ стал новым понятием, важным для физики взрыва и ее приложений, включая теорию, расчет, методику экспериментов и ряд конкретных технических решений. С 1929 по 1946 г., до самого отъезда на "объект", Юлий Борисович - заместитель ответственного редактора "Журнала экспериментальной и теоретической физики". В 1936 г. он развил общую теорию центрифугального разделения газовых смесей, выводы которой справедливы и для случая разделения изотопов. В 1939 г. Харитон и Зельдович начинают публиковать результаты анализа механизма деления урана, идущего по схеме разветвляющейся цепной реакции. В последующие три года ими исследованы условия осуществимости цепной реакции распада в природном уране, в гомогенной смеси его с различными замедлителями нейтронов, и, что особенно существенно, в смеси, обогащенной изотопом 235. От этих работ остался в силе основной вывод: реакция не идет в металлическом уране, в окиси урана, в смесях урана с обычной (т.е. легкой) водой - необходимо обогащение урана легким изотопом.
С Я.Б.Зельдовичем. 1970-е годы. В годы войны Харитон, по предложению Семенова, прикомандирован к НИИ-6 (Наркомата боеприпасов страны). За успешно выполненные исследования он в 1944 г. награжден орденом Красной Звезды, а в 1945 г. - орденом Трудового Красного Знамени. Атомный проект Общий потенциал страны - экономический, научно-инженерный, человеческий - уже был подготовлен к решению этой грандиозной проблемы. До начала войны советские физики располагали рядом первоклассных научных центров в Москве, Ленинграде, Харькове. В 1940 г. при Президиуме АН СССР была образована Комиссия по проблеме урана (В.Г.Хлопин - председатель, В.И.Вернадский - зам. председателя, А.Ф.Иоффе - зам. председателя, С.И.Вавилов, А.Л.Виноградов, П.Л.Капица, И.В.Курчатов, А.Е.Ферсман, Ю.Б.Харитон и др.). С 1933 по 1940 г. было проведено пять всесоюзных конференций по ядерной физике. В 1943 г., практически в самом начале работ по атомному проекту СССР, Курчатов привлек к ним Харитона, который стал членом Технического совета при Спецкомитете (позднее это Научно-технический совет Первого главного управления, ПГУ). До отъезда в Саров в 1946 г. он участвовал в 26 заседаниях Совета, принимал участие и в работе Спецкомитета при Государственном комитете обороны. 9 января 1947 г. Харитон сделал доклад о состоянии разработки атомной бомбы на совещании Сталина с руководителями атомного проекта. Конструкторское бюро (КБ-11) быстро превратилось в мощный научно-технический центр, в котором сосредоточились все работы сначала по атомной бомбе, затем водородной, серийному производству, а затем и термоядерным боеприпасам... Принципиальная схема первой советской атомной бомбы была аналогом американской Fat Man ("Толстяк"), но все элементы, а самое главное плутоний, были отработаны и получены в кратчайшие сроки, фактически на вновь созданных предприятиях, в новых отраслях промышленности... Подготовка к испытанию атомной бомбы потребовала исключительно больших усилий не только по ее разработке, но и по созданию ядерного полигона, научно-методическому и научному планированию опыта. Выдающаяся роль Харитона в этой грандиозной работе получила оценку на одном уровне с оценкой работы Курчатова. Харитон стал Героем Социалистического Труда и лауреатом Сталинской премии I степени. Курчатов и Харитон были особо выделены среди других участников атомного проекта. "...Я поражаюсь и преклоняюсь перед тем, что было сделано нашими людьми в 1946-1949 годах, - писал Юлий Борисович. - Было нелегко и позже. Но этот период по напряжению, героизму, творческому взлету и самоотдаче не поддается описанию. Только сильный духом народ после таких невероятно тяжелых испытаний мог сделать совершенно из ряда вон выходящее: полуголодная и только что вышедшая из опустошительной войны страна за считанные годы разработала и внедрила новейшие технологии, наладила производство урана, сверхчистого графита, плутония, тяжелой воды... Через четыре года после окончания смертельной схватки с фашизмом наша страна ликвидировала монополию США на обладание атомной бомбой. Через восемь лет после войны СССР создал и испытал водородную бомбу, через 12 лет запустил первый спутник Земли, а еще через четыре года впервые открыл человеку дорогу в космос. Создание ракетно-ядерного оружия потребовало предельного напряжения человеческого интеллекта и сил. Почти пятьдесят лет ядерное оружие удерживало мировые державы от войны, от непоправимого шага, ведущего к всеобщей катастрофе" *.Юлий Борисович высоко ценил работу атомных разведчиков. Но лишь в 1992 г. он смог, притом первым в нашей стране, опубликовать информацию о роли разведки в атомном проекте. Исключительную ценность представляли данные, полученные от Клауса Фукса, хронология контактов с которым охватывает период с конца 1941 по начало 1949 г. (в 1959 г. Харитон через Д.Ф.Устинова ходатайствовал о награждении Фукса государственной наградой СССР).* См. в книге «50 лет мира», Саров, 1999. Но если в 1941-1945 гг. роль разведывательной информации была первостепенной, то в 1946-1949 гг. главное значение приобрели собственные усилия и собственные достижения. Атомные взрывы в Хиросиме и Нагасаки в августе 1945 г. привели к выводу о необходимости форсировать работы по созданию советского атомного оружия.
Президент США долго не мог поверить, что "эти азиаты могли сделать такое сложное оружие, как атомная бомба". 31 января 1950 г. Трумэн объявил о своем решении начать полномасштабную программу разработки супербомбы (водородной бомбы). Задача создания термоядерного оружия СССР была официально сформулирована Постановлением Совета министров СССР от 10 июня 1948 г. Осенью этого года А.Д.Сахаров независимо от Э.Теллера приходит к идее гетерогенной схемы с чередующимися слоями из дейтерия и U-238. Лежащий в ее основе принцип ионизационного сжатия термоядерного горючего называют "сахаризацией" (первая идея). В конце 1948 г. В.Л.Гинзбург предложил использовать в качестве термоядерного горючего дейтерид 6 Li D (вторая идея). Научным руководителем работ по созданию изделий РДС-6с и РДС-6т (так обозначались первые образцы ядерных и термоядерных зарядов) был назначен Ю.Б.Харитон, заместителями И.Е.Тамм и Я.Б.Зельдович. Изделие РДС-6с представляет собой водородную атомную бомбу, как ее называли сами разработчики, или, говоря современным языком, атомную бомбу с термоядерным усилением. Взрыв такой бомбы определяется термоядерной реакцией между изотопами водорода, а основным источником выделяющейся при этом энергии становится расщепление ядер изотопов урана 238 и 235 нейтронами, образующимися в термоядерной реакции. Отметим некоторые принципиальные моменты. Разработка математических методов детального расчета, выполненная по заданиям КБ-11 группами Л.Д.Ландау, А.Н.Тихонова, К.И.Семендяева, И.М.Гельфанда, Л.В.Канторовича, В.Л.Гинзбурга, потребовала серьезных исследовательских и больших вычислительных усилий (количество арифметических операций исчислялось многими десятками миллионов). Создание РДС-6с было связано с исключительно большим объемом газодинамических исследований, которыми руководили К.И.Щелкин и В.К.Боболев. В работах участвовали лучшие коллективы многих научных центров страны. Руководил испытаниями, как и в прежние годы, Игорь Васильевич Курчатов. К работам на полигоне были привлечены крупнейшие специалисты страны. Главным конструктором и научным руководителем был Юлий Борисович. Успешное испытание РДС-6с 12 августа 1953 г. на Семипалатинском полигоне полностью подтвердило физические и конструкторские принципы этого типа водородной бомбы, а также метод расчета. Измеренный различными методами полный тротиловый эквивалент равнялся 400 кт и в пределах точности измерений совпал с расчетной мощностью. Еще до испытания, 9 августа 1953 г., в "Правде" было опубликовано официальное заявление: "...Правительство считает необходимым доложить Верховному Совету, что Соединенные Штаты не являются монополистами и в производстве водородной бомбы".Между тем "Сводный отчет по испытанию изделия РДС-6с" был написан Зельдовичем и подписан И.В.Курчатовым, Ю.Б.Харитоном, Я.Б.Зельдовичем, Е.И.Забабахиным и В.С.Комельковым 9 сентября 1953 г. Ученые-физики из Комиссии по атомной энергии США составили в этой связи доклад, который был представлен президенту. Суть документа состояла в том, что Советский Союз произвел "на высоком техническом уровне водородный взрыв". Авторы доклада констатировали: "СССР уже осуществил кое-что из того, что США надеялись получить в результате опытов, назначенных на весну 1954 г.". Лауреат Нобелевской премии, руководитель первого теоретического отдела в Лос-Аламосе Г.Бете вполне искренне написал: "Я не знаю, как они это сделали. Поразительно, что они смогли это осуществить".
С И.В.Курчатовым. РДС-6с оказала принципиальное, если не основополагающее, влияние на облик термоядерного арсенала нашей страны. Успешные идеи, взятые из конструкции РДС-6с, долгое время стимулировали разработку термоядерного оружия. В этом видится одна из главных заслуг А.Д.Сахарова. Работа создателей первой водородной бомбы, в том числе и сотрудников КБ-11, была высоко оценена советским правительством. Звания Героя Социалистического Труда были удостоены 10 сотрудников КБ-11. И в их числе Ю.Б.Харитон. Осенью 1953 г. за выдающийся вклад в разработку первой термоядерной атомной бомбы РДС-6с в Академию наук СССР было избрано 17 человек. Юлий Борисович стал академиком. В начале 50-х годов помимо конструкции атомной водородной бомбы РДС-6с обсуждалась идея более эффективного сжатия ядерного материала по сравнению со сжатием, которое обеспечивается взрывом химических взрывчатых веществ. Авторами общей идеи, которая может быть названа как идея "ядерной имплозии", были В.А.Давиденко и А.П.Завенягин. Созданием и успешным испытанием 22 ноября 1955 г. двухстадийного заряда РДС-37, основанного на принципе радиационной имплозии (развитие идеи "ядерной имплозии"), был совершен прорыв в решении проблемы термоядерного оружия, а сам заряд явился прототипом всех последующих двухстадийных термоядерных зарядов СССР. В работах по созданию заряда РДС-37 принимал участие большой коллектив физиков-теоретиков. "По-видимому, к «третьей идее» (радиационной имплозии) одновременно пришли несколько сотрудников наших теоретических отделов, - писал А.Д.Сахаров. - Одним из них был я. Мне кажется, что я уже на ранней стадии понимал основные физические и математические аспекты «третьей идеи». В силу этого, а также благодаря моему ранее приобретенному авторитету, моя роль в принятии и осуществлении «третьей идеи», возможно, была одной из решающих. Но также, несомненно, очень велика была роль Зельдовича, Трутнева и некоторых других, и, быть может, они понимали и предугадывали перспективы и трудности «третьей идеи» не меньше, чем я".В 1958 г. был испытан новый тип термоядерного заряда - "изделие 49". Идеологи проекта и разработчики заряда - Ю.А.Трутнев и Ю.Н.Бабаев. Физическая схема заряда оказалась исключительно удачной. Это был следующий важный шаг.
С Ю.А.Трутневым и В.Б.Адамским. Начало 1980-х годов. Ядерный арсенал страны Технология проведения ядерных испытаний, начиная с самых первых, развивалась нашими учеными по собственному, оригинальному пути. Юлий Борисович участвовал практически во всех из них. С 1949 по 1961 г. на Семипалатинском полигоне было произведено более 100 испытаний. Мало кто знает, что Сталин так и не подписал постановление СМ СССР о первом ядерном испытании. Тем не менее испытание РДС-1 состоялось 29 августа 1949 г. Л.П.Берия был председателем Государственной комиссии, И.В.Курчатов - научным руководителем, Ю.Б.Харитон - заместителем научного руководителя, руководителем всех работ по атомной бомбе. В 1961 г. по инициативе Харитона был проведен первый в нашей стране подземный ядерный взрыв на Семипалатинскм полигоне. На основании записки Юлия Борисовича от 2 февраля 1961 г. "Соображения работников КБ-11 по ряду вопросов развития и испытаний ядерного оружия" летом 1961 г. в ЦК КПСС прошло (под председательством Н.С.Хрущева) совещание, на котором было объявлено о прекращении моратория и начале ядерных испытаний с 1 сентября 1961 г. Без преувеличения можно сказать, что в ходе ядерных испытаний 1961-1962
гг. были заложены основы ядерного паритета с США. Проведенные в эти 1.5
года 137 ядерных взрывов дали бесценную информацию, к которой специалисты
обращаются и сейчас.
К началу пятидесятых годов главная задача, ради которой создавалось КБ-11, была решена - сконструирована и испытана ядерная бомба. В условиях противостояния с США на первый план вышла задача создания ядерного арсенала страны. Со второй половины 50-х годов номенклатура ядерных боеприпасов начала быстро разрастаться. В начале 60-х годов в СССР были начаты работы по созданию тяжелой межпланетной баллистической ракеты МБР Р-36, которая впоследствии стала основой нашего ракетно-ядерного щита. С 1967 г. во ВНИИЭФ развертываются полномасштабные работы по созданию термоядерных зарядов третьего поколения для боевого оснащения ракет с разделяющимися головными частями. Многие системы ядерного оружия с такими зарядами находятся на вооружении до настоящего времени. Во второй половине 60-х годов в США начались масштабные работы по созданию противоракетной обороны. Тогда многие считали, что это даст США одностороннее преимущество. Такая возможность предопределила качественно новые задачи ядерно-оружейного комплекса СССР. Осознание уязвимости наших ракет поражающими факторами ядерного взрыва заставляет Юлия Борисовича опять, как и раньше, энергично взяться за дело. Определяющие тенденции этого времени - повышение удельной мощности ядерных зарядов, стойкости к поражающим факторам ядерного взрыва, обеспечения максимальной боевой эффективности ядерных боеприпасов у цели, безопасности при возникновении аварийных ситуаций, защиты от несанкционированных действий. Для этих работ во ВНИИЭФ при научном руководстве Юлия Борисовича была создана уникальная экспериментальная база, проведены сложные лабораторные и уникальные физические исследования при подземных ядерных испытаниях. Необходимо упомянуть, что параллельно с разработкой ядерных зарядов ВНИИЭФ создавал ядерные боеприпасы. Первая серия атомных зарядов типа РДС-1 в количестве 5 ед. была заложена на хранение в Арзамасе-16 еще в 1950 г. Начало ядерному арсеналу Советского Союза было положено здесь! В последние годы жизни Юлий Борисович был особенно озабочен безопасностью работ, проводимых на ядерных предприятиях. В 1993 г. он последний раз посетил серийный завод, чтобы посмотреть на разборку ядерных зарядов в специальных "башнях", способных локализовать продукты взрыва при аварийной ситуации, ознакомиться с порядком хранения и учета делящихся материалов и с ходом строительства новых специальных безопасных хранилищ. Щит и меч Харитона В 1948 г. после успешных полигонных испытаний двух образцов зенитных управляемых ракет (ЗУР) Сталин поставил задачу создать в течение пяти лет систему зенитно-ракетной обороны Москвы. Зенитная управляемая ракета с атомным зарядом, произведенным во ВНИИЭФ, была испытана в 1957 г., практически одновременно с американской "Nike Hercules" (1958). В 1961 г. Харитон руководил сессией 28 ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне и практически одновременно с этим в ноябре 1961 г. организовал проведение опыта по исследованию стойкости автоматики ядерных боеприпасов (ЯБП) и элементов зарядов к поражающим факторам ядерного взрыва. Стойкость военной техники к действию поражающих факторов ядерного взрыва стала одной из магистральных тем в Институте и в отрасли. Для моделирования воздействия ядерного взрыва на военную технику во ВНИИЭФ были спроектированы и построены мощные лабораторные облучательные установки и комплексы: сильноточные импульсные ускорители электронов и импульсные ядерные реакторы различных типов. К их числу относятся самый мощный в мире импульсный реактор БИГР и уникальный облучательный комплекс ПУЛЬСАР. В целях исследования стойкости вооружений и военной техники к действию поражающих факторов ядерного взрыва были проведены 52 специализированных облучательных опыта, которые по своему уровню не уступали аналогичным опытам США. В 1952 г. в докладной записке "О современном уровне советской ядерной физики и мероприятиях, необходимых для ее развития" Харитон отмечает отрывочный характер целого ряда данных в области теоретической физики, необходимых для понимания процессов в работе уже освоенных "изделий" и существенно важных для создания новых конструкций. Юлий Борисович отмечает недостаточно широкий фронт ядерных исследований в стране в целом. За 50 с лишним лет КБ-11 выросло в мощный мировой научно-технический центр, который занимает по ряду научно-технических направлений передовые позиции в мире. Особая роль в структуре ВНИИЭФ принадлежит физикам-теоретикам, которые ответственны за все звенья технологической цепочки ядерного оружия. Харитон практически каждый день общался с теоретиками... Сейчас физики-теоретики и математики стали мозговым центром ВНИИЭФ. Юлий Борисович Харитон оказал колоссальное влияние на развитие отечественной прикладной математики и вычислительной техники. Он одним из первых понял роль математического моделирования и расчетов при создании ядерного оружия. В самом начале работ в КБ-11 он не только привлекал к расчетам самых известных математиков страны, но и постарался создать на объекте собственный сильный математический отдел, который превратился во всемирно известный центр прикладной математики. Первые образцы отечественных ЭВМ поступили в КБ-11 в 1955 г. За почти 50 лет мощность вычислительного парка возросла в 1013 раз. Главный конструктор, а затем научный руководитель КБ-11 (ВНИИЭФ) Юлий Борисович создавал научно-техническую и технологическую структуру ядерного центра СССР, отлаживал механизм его работы, определял характер задач и способы их решения. Как руководитель, ответственный за процесс развития ядерного и термоядерного оружия (в первую очередь, ядерных зарядов и боеприпасов), он должен был принимать взвешенные решения, которые часто имели компромиссный характер. Вместе с тем он исключительно ценил действительно новые предложения и как мог содействовал их продвижению. Фактически каждый ядерный оружейный проект в той или иной степени связан с именем Харитона как главного конструктора, научного руководителя КБ-11, ВНИИЭФ, председателя Научно-технического совета Минатома, организатора ядерной отрасли, а проще говоря - руководителя ядерной оружейной программы СССР. В конце 80-х годов он обратился с письмом к М.С.Горбачеву, где говорилось: "Глубокое беспокойство за судьбу и состояние ядерно-оружейного комплекса нашего государства заставило меня обратиться к Вам с этим письмом.В письме, подготовленном на имя Президента России Б.Н.Ельцина незадолго до совещания 21 января 1992 г., на котором решался вопрос о состоянии дел в ядерно-оружейном комплексе, академиками Ю.Б.Харитоном, Ю.А.Трутневым, А.И.Павловским, членом-корреспондентом Е.Н.Аврориным для предотвращения развала комплекса предлагалось сохранение единства отрасли и предоставление ВНИИ экспериментальной физики и ВНИИ теоретической физики статуса Российских Федеральных ядерно-физических центров... Уникальный организаторский талант и человеческие качества Харитона предопределили успех дела, которому он посвятил жизнь. Он сумел собрать коллектив незаурядных личностей, которым так же, как и ему самому, были свойственны высочайший уровень профессиональных знаний, трудолюбие, целеустремленность, обязательность, исключительная порядочность, требовательное и одновременно уважительное отношение к подчиненным. Рядом с Харитоном работали академики, конструкторы, ученые и специалисты, крупные организаторы промышленности, каждый из которых был одним из первых в своем направлении: Я.Б.Зельдович, А.Д.Сахаров, И.Е.Тамм, М.А.Лаврентьев, К.И.Щелкин, Н.В.Агеев, Н.Н.Боголюбов, А.В.Ильюшин, Г.Н.Флеров, Н.Л.Духов, Ю.Н.Бабаев, Ю.А.Трутнев, А.И.Павловский, С.Б.Кормер, Е.А.Негин, Р.И.Илькаев, В.Н.Михайлов; И.В.Курчатов, П.М.Зернов, Б.Г.Музруков, Л.Д.Рябев, А.К.Бессарабенко; С.Г.Кочарянц, Д.А.Фишман, С.П.Воронин; Е.И.Забабахин, Ю.А.Романов, И.Д.Софронов, В.А.Цукерман, В.А.Давиденко, В.К.Боболев... И в этом мощнейшем созвездии талантливых людей Юлий Борисович - очень яркая звезда. Переоценить его заслуги невозможно: именно он 46 лет отвечал перед народом и страной за надежность и безопасность ядерного и термоядерного оружия. Есть судьбы, о которых говорят: они породнились с веком. Но Юлий Борисович относится к тем редчайшим счастливцам, о которых можно сказать больше: они свой век создали! Ибо XX век - век атомный. |
Так называлась должность Юлия Борисовича Харитона (ЮБ) в Конструкторском бюро № 11 (КБ-11, позже Арзамас-16, ныне ВНИИэкспериментальной физики). При этом слова «атомная бомба» никто никогда не произносил. До и во время войны ЮБ был заведующим лабораторией взрывчатых веществ (ВВ) Института химической физики (ИХФ) АН СССР. После того как в августе 1945 г. США применили атомное оружие против Японии, в СССР начался ускоренный этап создания своей атомной бомбы. И.В. Курчатов привлек к этому делу Юлия Борисовича, который в апреле 1946 г. был назначен главным конструктором и научным руководителем КБ-11 - первого советского центра по разработке и созданию атомных и водородных бомб. Рассказывают, что Берия и Сталин сначала были против этой кандидатуры по трем причинам: имеет ближайших родственников за границей, беспартийный и еврей. Действительно, в Палестине жила мать ЮБ, а в довоенной Латвии жил в эмиграции отец Харитона, редактор русской газеты, который был арестован в 1940 г. НКВД. Последующая его судьба неизвестна, то ли он был расстрелян, то ли умер по дороге в лагерь. Курчатов выставил три контраргумента: (1) Харитон - единственный в СССР крупный физик, который является специалистом сразу в трех областях знания, необходимых для руководства созданием ядерного оружия: он - прекрасный инженер и конструктор, крупный ученый в области ядерной физики и химической кинетики ВВ; (2) он покладистый и законопослушный человек («Я за него ручаюсь»); (3) «Харитон - мой старый друг, я ему абсолютно доверяю, и мне с ним будет легко работать». Сталин и Берия утвердили Харитона.
Ю.Б. Харитон родился в 1904 г. в Петербурге. Его отец был журналистом, выпускающим редактором газеты «Речь», а мать - актрисой МХАТа. Единой семьей они почти не жили. Когда Юлию было 7 лет, мать уехала сначала в Германию, где вышла замуж, а позже в Палестину. Мальчик жил с отцом, детей воспитывала гувернантка – эстонка, заменившая ему мать. Юлий научился работать на ткацком станке, а живя на даче - жать и молотить хлеб. Он пошел работать в 1917 г. помощником библиотекаря, затем стал монтером. В 1922 г. отец был арестован ЧК и выслан на «философском пароходе» в Германию, откуда через два года уехал в Латвию. Юлий поступил в 1920 г. в Ленинградский Политехнический институт, на знаменитый физико-механический факультет. Там близко познакомился с А.Ф. Иоффе и Н.Н. Семеновым . В 1926 г. он был командирован в Кембридж, в лабораторию Э. Резерфорда , где познакомился с выдающимися физиками Дж.Томсоном, Ф.Астоном, П.Ланжевеном и др. Работал под руководством Дж.Чэдвика, открывшего нейтрон, получил от него блестящую заключительную характеристику. Вернувшись в СССР, ЮБ продолжил работать в Ленинградском физико-техническом институте, в отделе Н.Н. Семенова, который затем, в 1931 г. выделился в отдельный Институт химической физики. Научным направлением ЮБ стала физика горения и взрыва. В 1926 г. он экспериментально открыл разветвленные цепные реакции на опытах с окислением фосфора. На основании этого открытия Н.Н. Семеновым была построена общая теория разветвленных цепных реакций и возникла новая область химической физики. В 1939-1941 Ю.Б. Харитон и Я.Б. Зельдович провели расчет цепной реакции деления урана, показали ее неосуществимость в природном уране, т.е. в основном в уране-238, но осуществимость в легком изотопе, уране-235, и дали оценку критической массы последнего - порядка десятков килограммов. Они сделали следующий основной вывод. Ядерная реакция со взрывом в принципе осуществима, для этого надо получить чистый уран-235 в концентрации порядка 90%. Это очень трудно и дорого, пока таких технологий нет, но в будущем они могут быть созданы, если такая задача будет поставлена как государственная.
После назначения руководителем КБ-11 Ю.Б. Харитон привлек к разработке атомной бомбы ряд ведущих сотрудников ИХФ, профессоров Я.Б. Зельдовича, Д.А. Франк-Каменецкого, К.И. Щелкина, многих других ученых из этого и смежных институтов, в т.ч. Л.Д. Ландау из Института физпроблем. В то же время ЮБ отказался от предложенного ему административного поста директора строящегося ядерного центра, им был назначен генерал П.М. Зернов.
Полвека спустя, в начале 1990-х гг. ЮБ впервые четко заявил в печати, что первая советская атомная бомбы была копией американской, и что в этом сыграла определяющую роль наша разведка. Из оставшихся в живых первых лиц только он мог дать достоверные сведения об этом и положить конец спорам, разгоревшимся в «демократической» России, была ли атомная бомба советской или «украденной» копией американской. Да, наша бомба была максимально приближена к первой плутониевой «американке». Делать, как у американцев - таково было принципиальное совместное решение Курчатова и Харитона, одобренное Сталиным и Берия. Хотя, по свидетельству многих ядерщиков, в т.ч. и самого Ю.Б., в конце 1940-х уже была разработана и просчитана схема оригинального советского ядерного заряда, но время было крайне дорого, опасность получить превентивную атомную атаку возрастала с каждым месяцем. Поэтому наши решили как можно меньше рисковать и экспериментировать, чтобы сделать бомбу возможно скорее. Но не следует думать, что надо было просто тщательно скопировать американскую схему, доставленную разведчиками. Курчатов и Харитон не могли быть уверены, что все разведматериалы содержали истинные чертежи американской бомбы, ее детали и параметры, что-то могло быть и дезинформацией, об этом Берия постоянно говорил разведчикам и физикам. Поэтому собственных расчетов и экспериментов было множество, каждый узел проверялся многократно.
Так, например, незадолго до первого испытания было выяснено, что в кинетической схеме подрыва бомбы «куда-то пропало» несколько десятых долей микросекунды. Ученые не могли понять, куда именно, а, не поняв, нельзя было уверенно проводить испытание. Доложили в Спецкомитет. Но генералы сначала не могли понять, как миллионная доля секунды может на что-то серьезно повлиять. Пришлось им объяснять, что полное время сложнейших процессов взрыва в бомбе составляет всего половину микросекунды: за это время срабатывают синхронные электродетонаторы, которые подрывают химическую взрывчатку, ее взрыв обжимает со всех сторон ядерную взрывчатку (плутоний), в ее центре разбивается полоний-бериллиевый запал, альфа-частицы полония выбивают нейтроны из бериллия, эти нейтроны инициируют цепную ядерную реакцию в плутонии, и в критической массе плутония, созданной обжатием химическим взрывом, успевает пройти примерно 80 звеньев цепной реакции рождения нейтронов с выделением огромной энергии. Для неспециалистов кажется невероятным, что все эти процессы успевают произойти, пока всё устройство еще не разлетелось. Дело в том, что все указанные процессы происходят гораздо быстрее скорости звука, которая сопоставима со скоростью деформации и разрушения материалов.
В целом копирование сократило наши сроки изготовления первой бомбы примерно на два года, сэкономив при этом огромные средства стране, разоренной войной. А оригинальный советский вариант второй атомной бомбы, сконструированной в КБ Харитона, был испытан почти два года спустя, 18 октября 1951 г. Эта бомба была почти втрое легче и вдвое мощнее американской копии.
Расскажем немного о стиле работы Ю.Б. Харитона. Он был необычайно пунктуальным человеком: инструкции - как технические, так и режимные - исполнял неукоснительно. Один из близких коллег так сказал о ЮБ: «При всей его мягкости и покладистости дома, на работе он был человеком жестким и бескомпромиссным. Там, где это касалось дела, он не допускал никакой небрежности - ни своей, ни сотрудников. При деловых обсуждениях, по его собственному признанию, он предпочитал вежливости точность». ЮБ нередко повторял немецкую поговорку: «Ein mal - kein mal, ein Versuch - kein Versuch»: Один раз значит ни разу, один опыт - ни одного опыта. «Внимание к деталям было важной чертой стиля и интеллекта Юлия Борисовича», - пишет крупнейший американский историк ядерной физики Д.Холлоуэй.
Сотрудник ВНИИЭФ Г.А. Соснин вспоминает: «При приемке центрального узла РДС я обратил внимание на то, что к узлу комплектуются золотые детали в виде дужек. По сечению и длине они соответствовали шлицам под отвертку на винтах из урана. Почему золото (и высокой пробы) - мне никто объяснить не мог. Много позднее историю с появлением золота в составе центрального узла мне рассказал Н.А. Терлецкий. А дело было так. Он с Харитоном в спецвагоне поезда ехал на первое полигонное испытание заряда РДС-1. ЮБ еще раз рассматривал чертежи ЦЧ и обратил внимание на пустоты по торцам винтов из урана. “Что это?” - спросил он. Терлецкий ответил, что это шлицы под отвертку. ЮБ всполошился и воскликнул, что это же пуст?ты, сравнимые с недопустимыми раковинами в деталях ЦЧ "центральной части". Их надо убрать! Тотчас было принято решение о заполнении их материалом, который можно было бы легко зачеканить и который имеет плотность, близкую к урану. Так появилось золото. На ближайшей остановке ЮБ дал правительственную телеграмму в Москву о необходимости срочной отправки на полигон чистого золота. К моменту прихода поезда на полигон слиток золота высокой пробы самолетом уже был доставлен. Из этого золота были сделаны шпонки, которые при сборке заряда были установлены в шлицы винтов. После удачного испытания заряда уже никто не решился убрать это золото из конструкции ЦЧ или заменить его на другой металл».
Еще один любопытный случай вспоминает физик-теоретик, доктор наук В.С. Пинаев (ВНИИЭФ):
Июль 1956 г. В Арзамасе-16 идет осмотр водородной бомбы. «Довольно больших размеров корпус, какие-то трубы выходят из него. Крышка с корпуса снята, и внутри виден ядерный заряд. успешный взрыв в ноябре 1955 г., в ряде деталей, не существенных для военных и администраторов, количественно не укладывался в представления теоретиков. Что-то не так было учтено в их моделях. Что? - Для ответа на этот вопрос и готовится физический опыт. Первым высказался Давид Альбертович Франк-Каменецкий. Примерно так: “Юлий Борисович? Почему внутренняя поверхность корпуса покрашена? Какой состав краски?” ЮБ оборачивается к присутствующим тут конструкторам. Выясняется, что покраска - в общем-то естественная процедура, - это инициатива производственников. В чертежах о покраске ничего не говорилось, но и запрета не было… ЮБ просит удалить краску. Для нас, молодых теоретиков, это наглядный урок, как скрупулезно нужно относиться к конструкции, к чертежной документации. Потом много раз приходилось слышать от ЮБ, что мелочей в нашем деле не бывает, маленькая неясность, недосмотр могут быть причиной больших просчетов и неудач» [Юлий… C. 366].
И последний пример, который касается капсюлей-детонаторов к ядерным бомбам. Рассказывает директор машиностроительного завода «Авангард» в Арзамасе-16 Ю.К. Завалишин. «Качество подтверждалось отстрелом 50% от общего количества выпуска детонаторов. Отстрел 50% от всего выпуска детонаторов? это много. Стоили они недешево. Мы неоднократно ставили вопрос перед разработчиками о сокращении количества отстрелов, но всегда получали отказ. Юлий Борисович сам неоднократно наблюдал за соблюдением технологической дисциплины на этом производстве, особенно при сварке мостика под микроскопом. Мы решили воспользоваться приездом высокого начальства и доложили суть вопроса, его экономическую сторону. Начальство еще не успело рот раскрыть, как Ю.Б. сказал: “А зато не было ни одного отказа”. И вопрос был решен? сразу, не в нашу пользу и навсегда. Прошло свыше тридцати лет с того случая, и ни разу отказов детонаторов не было».
Ю.Б. Харитон жестко отстаивал свою точку зрения в правительстве и ЦК партии. Не раз он высказывал ее не только по научно-техническим проблемам. Но, будучи засекреченным лицом, никогда не делал этого публично. Его внук А.Ю. Семенов рассказал следующее. В конце 1965 г. среди интеллигенции распространились слухи о том, что новое партийное руководство на очередном XXIII съезде КПСС собирается реабилитировать Сталина. В это время генсеку Л.И. Брежневу было передано письмо, подписанное А.П. Александровым, Н.Н. Семеновым и Ю.Б. Харитоном с призывом не отменять осуждение культа личности Сталина на предстоящем съезде. Мнение самых авторитетных ученых страны нельзя было игнорировать. Реабилитация Сталина не состоялась. Брежнев относился с уважением к Харитону. Когда в 1977 г. умерла жена ЮБ Мария Николаевна, генсек позвонил Харитону домой и высказал слова сочувствия.
Другой случай связан с А.Д. Сахаровым. ЮБ был против публичного обсуждения первой «диссидентской» записки Сахарова, появившейся в 1968 г., он опасался за судьбу великого физика. Но отговорить Сахарова от публикации этой записки он не смог. Позже, когда до предела обострилась травля Сахарова, ЮБ поехал к Председателю КГБ Андропову, убеждал того уговорить кремлевское руководство отменить ссылку Сахарова в г. Горький. Тогда ЮБ узнал от Андропова, что это решение Политбюро было самым мягким наказанием: Андропову было нелегко на нем настоять, поскольку многие другие члены Политбюро требовали более суровых мер.
Заслуга трижды Героя Социалистического Труда Ю.Б. Харитона в создании ядерного щита страны, обеспечении ей мирных десятилетий огромна. Между тем, имя Харитона до сих пор не присвоено даже созданному им институту ВНИИЭФ. Обращение в правительство об этом принято Государственной Думой дважды: в 1997 г. и повторно в 2002 г. (единственный подобный случай неисполнения в истории Госдумы). В обращениях Госдумы говорилось также об улицах в Москве и Петербурге, которым надлежит присвоить имя Харитона, а также об именной премии и золотой академической медали Харитона. Ничего этого не сделано правительством от имени благодарного народа. К 100-летию Харитона академики-физики А.Ф. Андреев, Е.П. Велихов, В.Л. Гинзбург, Н.С. Кардашев, Е.Л. Фейнберг и В.Е. Фортов обратились к Президенту России с открытым письмом, в котором призывали отдать, наконец, распоряжение о немедленном выполнении рекомендации Госдумы по поводу имени ядерного центра ВНИИЭФ. Письмо попало на стол Президенту, но… В чем же дело?
Против «кощунственного» акта присвоения имени Харитона ВНИИЭФ, как говорят, выступает мощная структура, формально отделенная у нас от государства. Дескать, Харитон, приказал снести одну из церквей Саровского монастыря. На самом же деле, такое распоряжение было отдано тогдашним директором КБ-11 генералом А.С. Александровым, когда расширялся ядерный центр. Относительно наименования улиц мэриями Москвы и бывшего Ленинграда даны ответы, что по положению такой вопрос нельзя рассматривать ранее, чем 10 лет спустя после смерти (между тем имя Ахмата Кадырова было присвоено улице в Москве немедленно, в этом случае была проявлена политическая воля власти и вышел Указ Президента). Правда, можно отметить и положительные события. Когда Академия наук обратилась в лужковскую мэрию по вопросу о памятной доске на доме по Тверской улице, то ответ был, что они не возражают, но средства на доску выделить не могут (!) Семья изыскала средства, и доска установлена. А городские власти Сарова присвоили имя Харитона одной из улиц города.
Незадолго до кончины Юлий Борисович сказал: «Я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я сознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома - Земли. Слова покаяния ничего не изменят. Дай Бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего». Он скончался 19 декабря 1996 г., и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. А страна продолжает жить, прикрытая ядерным щитом. И то, что нас не решились бомбить в 1950-х и не разорвали окончательно на куски в начале 1990-х, есть в огромной мере личная заслуга Юлия Борисовича Харитона. А улица пусть будет Кадырова - в память о том, что историческая память в России коротка.
Борис Горобец
